Стулья в гостиной были составлены рядами, столы и диваны отодвинуты к стене, а впереди, рядом с роялем, стояла низенькая банкетка. Именно на ней предстояло восседать юному дарованию. Дарование в данный момент бледнело и исходило холодным потом в дальнем углу комнаты, где его пыталась успокоить Мариника: что-то горячо шептала, обмахивала веером и пожимала руку.
Гергос скучал. А сидящая рядом Тари вертелась из стороны в сторону, во все глаза рассматривая цвет анкъерского общества. Не все из присутствующих могли бы получить приглашение на бал Малого Двора, но были здесь и те, кто, даже получив его, предпочел бы гордо отказаться. Во все времена во всех странах были люди, чья величайшая – а то и единственная – заслуга заключалась в том, что они чихать хотели на верховную власть. И даже то, что власть, в принципе, отвечала им взаимностью, не охлаждало их пыла. Они судили, они критиковали и чуть ли не ежедневно выдавали уничижительные памфлеты и эпиграммы на самых видных государственных деятелей. Да и просто деятелей. Гергос за последний год получил четыре таких в свой адрес.
Некоторые борцы за справедливость не стеснялись подписывать памфлеты своими настоящими именами, но большинство пряталось за псевдонимами. Нелепая, если подумать, вещь, ведь каждый более или менее образованный человек знал, кто именно скрывается за тем или иным прозвищем.
Блуждающий взгляд Гергоса выхватил очередное знакомое лицо. Морэв. Тари не ошиблась, несчастный влюбленный продолжал преследовать ее, то ли не замечая, то ли принципиально игнорируя намеки. Когда-то Гергоса привлекла его подчеркнутая порядочность, умение не замечать сплетен… да и просто доброжелательность по отношению к Тари. Теперь это лишь раздражало, казалось наивным и глупым.
Заметив, что привлек внимание Гергоса, Морэв высокомерно задрал нос и отвернулся. Вот как. Теперь его, по всей видимости, презирают. Почему-то это только развеселило Гергоса, и он чуть ли не демонстративно взял Тари за руку. Та обернулась, улыбнулась с теплотой – и снова принялась разглядывать пестрое собрание. Посмотреть действительно было на что. В этой компании рождались не только пасквили и романтические баллады, но и новые модные течения, политические союзы и скандалы.
Творчество молодого дарования интересовало публику в последнюю очередь. Но, несмотря на отчаянное сопротивление, Маринике наконец удалось усадить всех причастных и добиться более или менее приемлемой тишины. Дарование еще больше побледнело, пошло красными пятнами – и принялось читать стихи под легкий аккомпанемент рояля. Голос дрожал и сбивался. Это была любовная лирика, посвященная воображаемой даме сердца, прекрасной во всех отношениях кроме одного – ее не существовало.
– Ты кажешься грустной,– шепнул Гергос.
Когда начались чтения, и Тари уверилась, что на нее никто не смотрит, ее лицо преобразилось. Пропала улыбка, в глазах появилась тревога.
– Все в порядке, – она снова заулыбалась.
– О чем ты мне не говоришь?
Тари вздохнула и придвинулась ближе.
– Морэв поймал меня вскоре после того, как мы пришли. Вы тогда отошли, чтобы поприветствовать того господина в фиолетовой чалме, а Морэв взял меня под руку и отвел к окну – я не смогла улизнуть.
– Он что-то сказал?
Она дернула плечом и помолчала – дарование на банкетке сделало очередную паузу, пришлось ждать.
– Он сказал, что я сильно его разочаровала, – продолжила Тари, когда по гостиной снова потек сбивчивый поток лирики. – Что я ступила на неправильный путь, который не приведет ни к чему хорошему. Что мне стоит одуматься и свернуть с него, пока вы не утянули меня в пучины разврата и саморазрушения.
– Ты послала его к Тавоху?
– Я поблагодарила его за заботу.
– Напрасно, надо было послать.
– И намекнула, что уже слишком поздно и что вы уже утянули меня в эти самые пучины. Не стоило этого говорить? – тут же всполошилась она.
Гергос помедлил.
– Возможно. Но какая теперь разница? Каждой истории про принцессу и галантного рыцаря нужно чудовище, чью голову и насадят на пику. Я лучше всего подхожу на эту роль, и ваши слова, скорее всего, мало на что повлияли.
– Но что Морэв может сделать?
– Теперь вам может отказать в приеме дани Форкен. А его сиятельство наверняка не захочет жениться.
Тари фыркнула и несколько человек глянули на нее с осуждением. Лицемеры! Сами же практически засыпают с открытыми глазами! Гергос снова сжал ее руку, успокаивая. Бояться Морэва – последнее дело. Если бы не недавно проснувшаяся паранойя, Гергос и внимания бы не обратил. Да и Тари не следовало дергаться.
Остаток вечера прошел в приятной, чуть ленивой атмосфере. Конец любовной поэмы публика сопроводила доброжелательными аплодисментами, а дарование, чуть покачиваясь на нетвердых ногах, ушло в столовую – лечить стресс. Потом снова были разговоры, легкий ужин и несколько партий за карточным столом. Гергос проиграл почти триста марок и снова был полностью доволен жизнью.
А затем за его спиной разбился бокал. В гостиной было довольно шумно, но звук бьющегося стекла все равно неприятно резанул по ушам. Гергос обернулся и увидел Тари – она застыла, глядя на расползающееся по светлому платью бордовое пятно. Не кровь. Вино. Напротив Тари, откинув назад голову и презрительно кривя губы, стоял Морэв. У его ног поблескивали осколки бокала.
Гергос встал. Почему-то казалось, что все смотрят на него – не на Морэва и даже не на Тари в мокром платье. Гостиная словно затаила дыхание. Их связь не была страшным секретом, кто-то знал, большинство догадывалось, и Гергос мог на пальцах одной руки пересчитать тех, кто не понимал, что происходит. Все смотрели на него, ждали реакции.
Даже Мариника застыла на месте, не торопясь вмешаться. Наедине она могла говорить все, что думает. Она могла даже жить так, как ей хочется, не обращая внимания на шепотки за спиной. Ее битвы давно остались в прошлом, как бы это ни произошло, но она отвоевала свое право плевать на условности и приличия. Тари – нет. И если Мариника вступится сейчас, кто знает, не припомнят ли ей былые прегрешения?
Все это пронеслось в голове Гергоса буквально за мгновение. Несмотря на выпитое, он вообще соображал невероятно быстро и четко. Видел насквозь. Замечал даже самые незначительные детали. И понял еще до того, как сделал первый шаг к Морэву, что произойдет дальше. Успел перехватить руку – по какому праву?! – и встал рядом с Тари, но чуть впереди. Один из осколков хрустнул под каблуком.
Теперь тишина была оглушающей. Мир замер. Только взгляд Морэва, пьяный, чуть расфокусированный, быстро скользнул из стороны в сторону. Запястье
