– Ну и какая за всем этим кроется история?
– О, ничего особенного, – беспечно отмахнулся Гергос. – Я купил Ри после того, как он едва меня не ограбил. И решил спасти его душу.
– Ты? Спасти душу?
– Удивительно, правда? Впрочем, мои капризы иногда ставят в тупик даже меня самого. Ты знаешь об Интернате Толорозы?
– Лишь смутно.
– Это чудесное, крайне добропорядочное заведение, которое ставит своей целью воспитание лучших качеств: кротости, смирения и послушания. Его выпускники – а ими считаются дети, достигшие шестнадцати лет – с удовольствием остаются в Интернате, чтобы служить ему и дальше. Обычно они становятся либо ворами, либо проститутками. Увы, директор Интерната, в отличие от меня, едва ли бы высоко оценил воровские способности мальчика, а идея стать постельной игрушкой какого-нибудь уважаемого интернатского патрона не вдохновляла уже самого Ри.
– Выходит, ты действительно его спас?
– Некоторые бы сказали, что я вытащил его из одной ямы, чтобы затянуть в еще более глубокую. Так или иначе, но я купил мальчика за баснословные деньги – мне пришлось отдать за него целый бриллиант.
Смеющиеся глаза альсаха снова обежали Ри с ног до головы, чуть задержавшись на лице. Внезапно в них промелькнуло сомнение.
– И зачем он тебе, Гергос?
– Чтобы пробираться в дома? Конечно, пока у него не слишком получается, но, я уверен: немного практики – и он добьется успеха.
– Ты решил узнать все секреты своих врагов?
Гергос старательно удивился:
– Но у меня нет врагов! Только друзья. Целая куча друзей. Ты же знаешь, это обычное дело, когда у человека много денег.
Албэни с сомнением хмыкнул.
– Если верить «Светской хронике», я немного богаче тебя, но, увы, такого количества друзей, у меня никогда не было.
– Твои скромность и благоразумие отпугивают людей.
– Действительно, мне бы никогда не пришло в голову взять в слуги уличного воришку! Но, может быть, я просто чего-то не понимаю? Продашь мне его, Гергос?
– Зачем он тебе?
Ри шагнул вперед, впервые оказавшись на свету. Его волосы цвета старой меди вспыхнули подобно багряному пламени. Злость и обида в темных глазах сменились беспокойством.
– Дану! – взмолился он.
Гергос едва заметно шевельнул пальцами, приказывая Ри молчать, и посмотрел в упор на Албэни. Тот ответил непроницаемым взглядом.
– Просто каприз.
– Выбери кого-нибудь другого. Твои слуги ходят в бледно-лиловом, Ри этот цвет совершенно не подойдет. Не знаю даже, что будет смотреться на нем лучше, чем черное с золотом.
– Как насчет белого?
– Цвет траура?
– Цвет невинности.
– И с чего бы тебе захотелось наряжать уличного мальчишку в цвета невинности? Иногда, друг мой, мне кажется, что ты ничуть не разбираешься в людях. Взгляни получше на этого сына Тавоха – разве эти полыхающие глаза говорят тебе о невинности?
– И все же он очень молод.
– Это быстро проходит. Оставим, Албэни, мне надоело говорить о своем слуге. Пойдем лучше вниз, я чувствую, мне сегодня должно повезти. Ри, не отставай.
Гергосу не приходилось проталкиваться через шумную толпу в бальном зале, перед ним расступались. Никто не решался преградить ему путь, но в то же время многие старались встать поближе, поклониться, привлечь к себе внимание. Дамы томно вздыхали и приоткрывали спрятанные за веерами декольте, мужчины демонстрировали пошитые по новой моде костюмы и причудливо украшенные набалдашники тростей.
А еще в толпе шептались, поглядывая на Ри. Молодой слуга явно привлек внимание, сразу поползли догадки, зачем Гергос взял его с собой на бал, не станет ли это новым веянием, и что именно стоит копировать – возраст слуги или необычный цвет волос?
Пройдя через весь зал и обменявшись несколькими словами с парой знакомых, Окъеллу Гергос ушел в одну из гостиных, сиреневую, где традиционно накрывали карточные столы. Как только Гергос замер перед столом для каранту, к нему тут же потянулись зрители.
Хозяин дома неторопливо распечатал новую колоду.
– На что играем?
– Как насчет тысячи марок?
За спиной Гергоса взволнованно зашептали. Тысяча марок! Да на эти деньги можно обставить дом в столице!
– Ты действительно так уверен в своей удаче?
Гергос лишь повел плечами.
– Ри, принеси мне вина.
– Да, дану.
Мальчишка с трудом протиснулся сквозь напиравшую толпу.
– Тысяча марок против твоего нового слуги.
Окъеллу Гергос покачал головой.
– Это слишком неравнозначные ставки. Я не отдам мальчика и за десять тысяч.
В толпе ахнули, заозирались, пытаясь разглядеть, куда делся маленький слуга.
– Ты думаешь, что нашел сокровище?
– У меня есть на то все основания. Итак, что ты ставишь? Как насчет фамильного перстня?
Албэни рассмеялся.
– Идет!
Первую партию альсах выиграл. Когда Ри наконец вернулся к картежному столу, Гергос как раз выписывал мелом на сукне сумму проигрыша. Он принял бокал и отпил, не глядя.
– Все еще веришь в удачу, Гергос?
– Как никогда. Сдавай.
Через час сумма долга возросла до трех тысяч, было выпито немало вина, и в глазах Албэни начало мелькать беспокойство. Но Гергос раз за разом делал ставки, приказывал сдавать карты – и то и дело проигрывал. Он со злым, остервенелым азартом стирал старые цифры и записывал новые. Когда долг дошел до пяти тысяч, Албэни проговорил задумчиво:
– Полагаю, теперь ты точно не захочешь поставить на кон своего слугу.
– Я говорил о десяти тысячах, а пока проиграл тебе лишь пять.
– Как насчет пятнадцати? Я прощу тебе долг и положу сверху еще десять тысяч.
Гергос взглянул на бледное лицо мальчика. Ри был молчалив и непривычно сдержан. Но если раньше его воспринимали просто как диковинку, то теперь он превратился в предмет жарких обсуждений и пристального внимания. Все старались лучше рассмотреть загадочного слугу, а Гергос, откинувшись на спинку стула, медленно переводил взгляд с одного взволнованного лица на другое. Он искал. И не находил.
– Еще вина!
Стоило Ри уйти, и он решительно выдохнул:
– Играем!
Партия затянулась. Или это просто так казалось из-за духоты? Гергос отправлял Ри за вином еще трижды. Но хмель делал его лишь злее. Когда стоявший за его спиной Ри наклонился, чтобы что-то сказать, Гергос лишь отмахнулся. Не сейчас!
К Тавоху советы и сомнения. Пусть удача решает, чему быть. Гергосу казалось, он наблюдает за игрой со стороны, что теперь может невидимкой парить по залу, подслушивая разговоры, заглядывая в нескромные мысли.
– О, госпожа Трасси, не дышите мне в затылок!.. Шаверн, отойди, у тебя руки трясутся, меня это раздражает!..
Албэни пил мало и почти не разговаривал, полностью сосредоточившись на своих картах. Даже для самого богатого человека в Каргабане пятнадцать тысяч были гигантской суммой. Ошеломляющей. Достав платочек, Албэни промокнул виски. Не потому что нервничал, просто в гостиной было нечем дышать из-за горящих свечей и столпившегося народа.
Одна из
