А.А.А.Е.

увидел, что на него перестали обращать внимание. Увидел он и свой револьвер.

Перемогая боль, он протянул руку и медленным движением потянул к себе игрушку. Левая рука была парализована каким-то дьявольским ударом, а на правой руке из пяти пальцев действовали лишь три.

И этими тремя пальцами Боб Роджерс нажал собачку…

Сухой звук выстрела и Таао повисла на руке Бинги.

Пуля вошла в спину и вышла из груди. Бинги сначала хотел вернуться к Роджерсу и добить его, но Таао, обливаясь кровью, беспомощно повисла на его руке.

Боб Роджерс потерял сознание.

VIII

Место, где произошла потасовка, предназначалось для лунных идиллий. Роджерсу не повезло; но зато его храброму сержанту Риббу повезло, и очень. Он хорошо провел время с двумя сочными чертовками и навеселе возвращался в факторию.

Надо сказать, что он удивился, когда нашел своего патрона в таком печальном виде. Рибб перетащил Роджерса к пироге, а дома заботливо перемазал, перебинтовал, перемыл, раздел и уложил в постель. Боб Роджерс заснул, не приходя в сознание…

— Что ты скажешь, Рибб? — прохрипел Роджерс, делая попытку встать. — Не находишь ли мою оснастку немного неудачной?

Он не мог больше сдерживать себя и, ругаясь бесчеловечно и зверски, рассказал Риббу о драке. Решили сейчас же устроить расправу над негодяем.

Рибб помог Роджерсу выйти на веранду. Роджерс за ночь отоспался и значительно окреп. Призванные к веранде полицейские туругу стояли молча, опустив голову.

— Эй, вы, щенята! Н’гакуру требует Бинги.

Туругу молчали и еще ниже опустили голову.

— Что же вы носы повесили?! Или хотите, чтобы я отремонтировал ваши плевательницы?!..

Молчание. Боб Роджерс взял лежавший около него револьвер и выстрелил в ближнего негра. Тот упал, а остальные попытались разбежаться.

— Стойте, собаки! — заорал Боб Роджерс, — если хоть один из вас тронется с места, то живым не уйдет никто! А ну-ка, Рибб, доставь сюда вон ту черную воблу. Приведи Бинги, черт!

— Масса Роджерс, — запинаясь, начал негр, — Бинги очень сильный. Менеде боится Бинги, масса сама должен взять Бинги. Мы не пойдем за Бинги. Все равно, что там — смерть, что здесь.

Роджерс понял, что с ним не сваришь каши.

— Ладно, — махнул он рукой Риббу, — уведи этот скот.

У Боба Роджерса сложился определенный план действий. Он вызвал по телефону Лагос.

— Алло, кэптен Грефе? У меня неприятности с моей шайкой. Необходимы вы и еще четверо, чтобы поймать одного черного мерзавца.

— Алло, Роджерс, добрый день! Можно устроить! Мы доканчиваем наш джокер. Вам, наверно, интересно знать, кто выиграл.

— Честное слово, кэптен Грефе, у меня дело худо и, во всяком случае, не до джокера. Обеспечьте вашим партнерам выигрыш — жареных шишов на кокосовом молоке.

— Старина Боб, у вас хмурое настроение. Очевидно, дело действительно серьезно.

— Кэптен, простите, но у вас сегодня на языке засели фуру. Плюньте на джокер, пошлите все к чертям и жарьте сюда. Я вам устрою хороший десерт из черных красоток.

— Олл-райт!

Через час, в сотне метров выше фактории Роджерса, звонко застучали о каменистое дно брода несколько пар копыт.

Шесть джентльменов в сверкающих белизной пробковых шлемах, серых бриджах, серых рубашках, в желтых крагах, с кольтами на поясах.

Все шесть прекрасно сидели в седле и все шесть курили трубки.

Перебинтованный и замотанный Роджерс, вместе с Риббом, встретил прибывших и с грехом пополам умостился в седле своей лошади.

— В чем дело? — спросил его загорелый парень лет 28-ми.

— Плохо, кэптен! Не правда ли, я здорово разукрашен?

— Есть малость, старина; как фигура на картах.

— Это меня отделал черный, сильный, как дьявол. Дело вышло из-за девчонки.

— Есть! Отправляемся. Мы сделаем хороший соус из его мозгов к жареным гусеницам, а весь его женский штат пойдет на десерт.

IX

Бинги не спал всю ночь. Он не мог бежать. Рана Таао приковала его к месту. Выстрел попал в легкое. Из горла шла кровь. Бинги целовал Таао, но она ничего не чувствовала; она металась в агонии и бредила ужасами прошедшей ночи.

Где-то на деревне уже стучали тамтамы, кудахтали куры. Разносились веселые голоса ребятишек.

Кое-где уже собирались идти на плантации. Вдруг по деревне пронесся какой-то человеческий вихрь. Три негра неслись к хижине, перегоняя друг друга.

Влетели в хижину и заговорили все трое. Бинги остановил двух и дал слово одному:

— Говори ты, Ябада!

— Бинги, спасайся немедленно! Шесть белых дьяволов и белый мокунджи из дворца Н’гакуру как бешеные несутся к нам. Приходили туругу и сказали, что они идут убивать тебя и хотят сделать из твоих мозгов соус к жареным гусеницам.

Таао захрипела, Бинги, сдерживая волнение, сказал:

— Хорошо, друзья, оставьте меня и скажите, что вы не видели Бинги, что вы с ним не говорили. Нет, лучше ничего не говорите. Вы видите, что сделал белый с дочерью Таманады, что сделал белый с лучшей девушкой вашего племени. Вы возьмете ее и отнесете к Лэттере к Сабанги.

Но негры не унесли Таао живой. Она, не приходя в сознание, изошла кровью и умерла. Негры молчали.

Шум на деревне рос. Деревня знала, что этот странный Бинги избил белого господина.

— Я скроюсь на берегу за слоновой зарослью. Там белые ничего не могут сделать, а у меня есть место, — сказал Бинги неграм. — Идите и не говорите ничего, а Таао отнесите к Таманаде и скажите ему, кто был виновником ее смерти.

На другом конце деревни послышались гиканье и крики.

— Они, — догадался Бинги.

Выскользнули из хижины. Негры с Таао пошли на север к реке, к племени Сабанги.

Бинги побежал вниз на запад, к морю.

С другой стороны хижины Бинги, почти в тот же момент, отскочило и бросилось в сторону криков и гиканья старое, пестрое, длинное существо. На его голове был нахлобучен меховой колпак с воткнутым вверху страусовым пером. Ноздри были пронизаны длинной костью. На шее — бесчисленное множество амулетов. В мочках ушей тоже какие-то