Так что есть чем гордиться, чего уж там. Его эскорт выделялся даже на фоне отрядов, сопровождающих магнатов. И Острожского буквально распирало от ощущения собственной значимости. И ничего-то он с собой поделать не мог.
Схожие чувства переполняли и ехавшего рядом Войниловича, занимавшего при воеводе должность каштеляна[12]. В свое время Карпов предлагал ему совершить маневр с Задвинским герцогством. Но шляхтич отказался, выказав готовность поддержать Острожского. Кто знает, может, он таким образом страховался, может, просто трезво оценивал свои силы. Будучи на вторых ролях, теперь уже полковник Войнилович был надежной опорой новоявленного воеводы. И вот эти молодые клиенты, как и оставшиеся в воеводстве, были выпестованы им же. Так что ему есть чем похвастаться.
Едва показались засыпанные снегом улицы столицы, как епископ поспешил с ними проститься. Ему надлежало засвидетельствовать свое почтение кардиналу. С ним отделились секретарь, слуга и пять шляхтичей его собственного эскорта. Угу. У каждого имеется свое начальство. Вполне нормальное явление.
– Куда направимся? – спросил Михайло Андреевич, когда они подъезжали к следующему перекрестку.
– На постоялый двор, куда же еще, – ответил Константин Иванович.
– Вообще-то будущему герцогу Задвинскому не мешало бы обзавестись в столице собственным домом.
– Вообще-то лучше бы об этом не говорить вслух, – парировал воевода. – Не хватало еще подпасть под обвинение в измене.
– Не переживай, дружище, я понимаю, где, что и как следует говорить. А где стоит попридержать язык.
– Надеюсь, это действительно так. Потому как одного воеводу без его каштеляна на дыбу не потащат.
– Вот уж в чем ничуть не сомневаюсь. Ну что, «Красный петух»?
– Не вижу причин изменять устоявшемуся правилу. Крыштав?
– Да, господин воевода, – тут же отозвался командир его личной хоругви.
Мицкевич, Острожский и Войнилович знакомы уже не первый год. Несколько лет назад они воевали вместе против турок и в поход на Псковскую землю хаживали. В первый раз Крыштав сходил туда с Михайло Андреевичем, где они были биты. Потом – помощником Константина Ивановича. Хм. И снова им наваляли. Однако, несмотря на это, они сумели если не сдружиться с разбившим их Карповым, то стать союзниками. И даже уже дрались вместе против шведов. Вот такая она, воинская жизнь, причудливая и непредсказуемая.
– Поворачиваем к «Красному петуху».
– Ясно, господин воевода. Хорунжий Заборонок!
– Я, господин ротмистр.
– Отправьте людей в «Красного петуха».
– Слушаюсь. Андрейка!
– Я! – тут же послышался звонкий голос одного из молодых шляхтичей.
– Бери своих дружков и к «Красному петуху». Скажи хозяину, пускай готовится встречать гостей.
– Слушаюсь!
Парнишка, не медля ни мгновения, кивнул двоим товарищам, с которыми был неразлейвода с самого босоногого детства. Еще чуть-чуть, и трое всадников сорвались с места, несясь по широкой заснеженной улице Варшавы. Зеваки и прохожие едва успевали податься в сторону под залихватский посвист парней. Крыштав только покачал им вслед головой и, посмотрев на Острожского, усмехнулся, мол, ребятня, что с них взять.
– Понима-аю, – протянул Константин Иванович. – Но парней все же примерно накажи, чтобы неповадно было.
– Непременно, – с готовностью подтвердил ротмистр, трогая своего коня вслед за воеводой и каштеляном.
Остальной отряд двинулся за ними вполне степенно, не выказывая намерения стоптать всякого встречного-поперечного. И на постоялый двор прибыли не с таким уж большим отрывом от лихачей. Правда, те все же оказались достаточно расторопными и успели определиться как с комнатами для офицеров, так и с постоем для людей и лошадей.
Еще пара часов, и опустилась темнота. Но к этому времени усталые путники смогли получить не только тепло, но и сытный ужин, сдобренный вином. Правда, не так щедро, как хотелось бы молодым людям. Таковы уж условия службы. По-настоящему расслабиться они себе позволяют только в Динабурге, административном центре воеводства.
– Михайло Андреевич, вас там какой-то господин спрашивает, – подойдя к столу, за которым сидели трое начальствующих лиц, угрюмо доложил Андрейка.
А чего радоваться-то, коли за лихость всю тройку определили в караул? Не важно, что постоялый двор в пределах городских стен. Это ни о чем не говорит. Служба есть служба. Ну и кто должен охранять покой остальных после длительного перехода, как не особо отличившиеся?
– Ну так и пригласил бы его сюда, – окинув взором высокого и худощавого парня, произнес Войнилович.
– Приглашал, да он отказался. Только просил передать, что в поход вместо трех повозок лучше брать одну вьючную лошадь.
– Даже так. Ладно, иди. Господа, прошу прощения, но, похоже, мне нужно переговорить с одним моим старинным приятелем.
– Кто он? – поинтересовался Острожский.
– Потом, Константин. Все потом.
Выйдя во двор, Войнилович обнаружил, что там вовсю идет снег. Середина зимы. Хорошо хоть нет сильного мороза и ветра. Вот так и подмывает замереть в созерцании. В неровном свете окон домов и факелов, на фоне белого савана, укрывающего город, зрелище поистине завораживающее.
Прошел к воротам, куда указал Андрейка. Хм. Нет. Этого молодого человека он никогда не видел. И он не мог быть тем, кто передал короткое послание. Да это вообще какой-то оборванец. Из нищих, что ли?
– Ты меня спрашивал? – строго спросил Войнилович.
– Я, господин, – хриплым голосом ответил незнакомец.
– Не помню, чтобы мы были знакомы.
– Меня прислал тот, кого вы знаете, – пояснил нищий.
– И что он просил мне передать?
– Ничего. Только проводить к нему.
– Хорошо. Веди.
Михайло Андреевич уверенно направился за незнакомцем. Ну не мог его прислать кто-то иной, кроме как Щенкевич, дважды обязанный Войниловичу жизнью. Было дело в прошлую турецкую кампанию. Причем во второй раз Войнилович вырвал шляхтича из плена. Его как раз уже собирались предать мучительной смерти.
Чуть позже польская армия была бита и утратила весь свой обоз. Хм. Вместе с тремя повозками добра, собранного Войниловичем. Щенкевич же имел только одну вьючную лошадь, которую благополучно вывел при отступлении. Вот так и вышло, что едва вынувшийся из плена оказался в более выгодном положении, чем его спаситель.
– Господин, я все сделал, как вы просили.
Они отошли от постоялого двора на два квартала и, едва завернув за угол, очутились перед высоким мужчиной, завернутым в черный плащ.
– Я вижу. Вот твой злотый, – раздался знакомый голос.
Нищий без опаски приблизился к нанимателю, чтобы принять монету. Но в этот момент Щенкевич выбросил вперед левую руку, и в подворотне раздался булькающий хрип, столь характерный для разверстой глотки.
– Богумил, что ты?..
– Иди за мной, – спокойно, словно ничего не произошло, перебил его старый приятель.
Отвернулся и двинулся прочь от агонизирующего нищего вдоль темной улицы. Оно, конечно, из-за белого покрывала темной ее назвать сложно. Однако обильный снегопад ограничивает видимость парой десятков шагов.
Не сказать, что для Войниловича привычно вот такое убийство на улицах Варшавы. Но кровью его не удивить, а Щенкевич никогда не был хладнокровным душегубом. И коль скоро поступил так, то и причину имел достаточно вескую. От этого на душе стало
