– Но Мик, – возразила Мод, – Дев и все остальные этого не поддержат.
– Знаю. И если я поставлю свое имя под таким соглашением, то тем самым подпишу себе смертный приговор, – сказал он.
– Но британцы, конечно, не посмеют убить вас исподтишка, – вмешалась я.
– О нет, Нора Келли, меня убьет один из тех, кто меня любит, – ответил он.
– Нет, – покачала головой я. – Нет, ирландская революция не может закончиться разнузданным террором, как это было во Франции. Это невозможно.
– Мы бы пошли наперекор истории, если бы вышли из этого, не замаравшись, – сказал Майкл Коллинз.
– Но мы же смогли, – не уступала я. – Америка, я имею в виду.
– Сдается мне, что у вас все-таки состоялась небольшая гражданская война. Возможно, стоило бы и повременить, – усмехнулся он.
– Но это было совсем по-другому, – настаивала я.
– Оно всегда по-другому, – вздохнул он. – Ну ладно. Я уже почти жалею, что не согласился на работу, которую Пат нашел для меня в Чикаго.
* * *Остальные комитетчики отплыли из Куинстауна прямо на Нью-Йорк, но я собиралась на ночной паром до Лондона, а уже оттуда – кораблем до Парижа. Сирил подвез меня в порт. Двое британских солдат проверяли каждого поднимающегося на борт пассажира.
– Эти армейские ребята уже очень скоро уберутся из Ирландии, – сказал мне Сирил.
«И будут этому рады», – подумала я. Они разве что брезгливо носы не зажимали. Тот, что постарше, – располневший, со щетинистыми усами. Молодой солдат – худой, со впалыми щеками.
Сирил нес мой чемодан и ящик с камерой. Когда я предъявила свой паспорт контролеру у входа на трап, пожилой солдат загородил мне дорогу.
– Пройдемте с нами, – сказал он.
– Я арестована?
Тот молчал. Я оглянулась на Сирила. Его рядом не было.
Неподалеку ожидал военный автомобиль, и дородный солдат втолкнул меня внутрь.
– Оставьте меня в покое! – возмутилась я. – Я член официальной делегации. Я американка.
– Фенианская мразь, – бросил он в ответ.
У него были испорченные черные зубы и, соответственно, ужасный запах изо рта.
– Куда вы меня везете? Я опоздаю на паром, – кипятилась я.
– А вот это сейчас должно волновать вас меньше всего, – усмехнулся молодой.
– Я была медсестрой Красного Креста, – сказала я ему. – Ухаживала на фронте за такими же ребятами, как вы. Объясните, по крайней мере, куда мы направляемся.
– В Килмайнхэм – туда, где содержались и были казнены лидеры Пасхального восстания, – ответил худой. – Сейчас карательные меры приняты совершенно официально. Арест. Быстрый суд военного трибунала. Казнь. В Ирландии действует военное положение. Армия может делать, что захочет.
«Не убьют же они меня, в самом-то деле», – думала я. Я для них была недостаточно важной персоной, обычным человеком. Но потом я вспомнила сожженные магазины и разрушенные дома. «Черно-коричневые» в Донеголе подожгли дом, а потом расстреливали жильцов, когда те из огня выскакивали на улицу. Попали в мать, выносившую своего двухлетнего ребенка. Оба погибли. Были убиты на пороге собственного жилища.
«С другой стороны, это ведь солдаты регулярной армии, – рассуждала я. – Не какие-нибудь «черно-коричневые» или прочие бандиты на подхвате».
Но это было слабым утешением, когда солдаты по обе стороны вели меня по длинному коридору.
«Успокойся, Нора», – уговаривала я себя и мысленно повторяла важные слова: официальная делегация, наблюдатель, беспристрастный, американка, в конце концов. Толстый солдат втолкнул меня в кабинет.
За письменным столом сидел офицер. Он был немолод и седовлас. Наверняка воевал во Франции. Кого я знаю в британской армии? Только солдат, прошедших через палаты нашего госпиталя. Но должны же быть у нас какие-то общие знакомые! Тут я поймала себя на мысли, что рассуждаю точно так же, как если бы в Чикаго попала в полицейский участок за пьянство или еще что-то в этом роде и пыталась заявить о знакомстве с родственником дежурного сержанта или другом лейтенанта. Объяснить, что я особенная, я своя.
Седовласый офицер поднял на меня глаза. Непросто было в выражение лица вложить такое количество презрения, но у него получилось. Я действительно влипла.
– Кто вы? – спросил он.
– Нора Келли, – ответила я и, вынув из сумочки паспорт, положила его перед ним на стол.
Он щелкнул по паспорту пальцем, и тот отлетел обратно ко мне.
– Кто вы? – повторил он свой вопрос.
– Нора Келли, 2703, Саут-Хиллок, Чикаго, хотя я жила в Париже почти десять лет. Работаю на кутюрье мадам Симон и занимаюсь фотографией.
Я понимала, что тараторю и лепечу, но не могла остановиться.
– Кто вы?
– Нора Келли, – снова начала я.
– Нора Келли из Чикаго умерла, – заявил он. – Утонула во время крушения «Волтерры» в 1914 году. Откуда у вас этот паспорт? Как долго вы выдаете себя за нее и с какой целью?
– Я не выдаю себя за Нору Келли. Потому что я и есть Нора Келли, – ответила я.
Дверь кабинета открылась, и вошел капитан Пайк. Ну вот, из огня да в полымя. Пайк отдал честь.
– Добрый вечер, генерал Макреди.
Макреди? Генерал, который командует всеми войсками в Ирландии?
– Это та женщина? – спросил у него Макреди.
Пайк кивнул, а потом обратился ко мне:
– Я подумал, что вы просто дура, но, видно, ошибся и недооценил вас.
– Нет, не ошиблись. Я действительно просто дура. В том смысле, что я на самом деле Нора Келли из Чикаго.
О боже. Я унижалась, пробыв за решеткой меньше часа. Помоги мне, Господи. Жанна д’Арк, где же ты? Я взяла свой паспорт и открыла страничку с фотографией.
– Посмотрите сами, – сказала я Макреди, – это я.
– Паспорт, очевидно, поддельный, – ответил он. – Итак, вы взяли имя этой Норы Келли. Зачем? Я настаиваю, чтобы вы сказали, кто вы на самом деле.
– Я – Нора Келли, – повторила я. – Родилась в Чикаго, но отец мой был отсюда, из Голуэя. Пэдди Келли, его родителями были Онора и Майкл Келли. У вас где-то должны быть эти записи. Загляните в них. Ради бога, Пайки были у них лендлордами.
Я вся подалась вперед, отчаянно стараясь сделать так, чтобы Макреди мне поверил.
– У моей бабки были дети от деда этого человека. Мои дяди и тетя – его дяди и тетя!
«Вот, в точку», – подумала я.
Макреди вопросительно посмотрел на Пайка.
Пайк засмеялся:
– Ну вы же не хотите, чтобы я начал рассказывать вам обо всех внебрачных детях своего деда, не так ли? На это может уйти вся ночь.
– Ирландия, – проворчал Макреди. – Иногда я думаю, что вы, ирландские лендлорды, заслуживаете то, что получаете. Я испытываю отвращение к этой стране и этому народу, и чувство это глубже, чем море, и яростнее, чем моя ненависть к бошам.
Затем он обратился ко мне:
– Вы шпионка, мадам. А шпионов мы вешаем.
– Шпионка? Я путешествовала здесь с официальной делегацией, с квакерами. Ради бога! Я открыто фотографировала. Вы видели
