Шанель попыталась перевести французское «пожалуйста», s’il vous plaît, на английский. Получилось «вы plaît».
– Пожалуйста, – поправил Кейпел.
– Visitez, – продолжала она.
– Приходите, – снова перевел он и добавил: – Она медленно учится.
Коко сердито смотрела в пол.
«Она задира, – подумала я. – И сильная. За этой утонченной внешностью в ней прячется что-то от Тима Макшейна».
В этот момент к нам подошел Питер. Его твидовый пиджак был помят, воротничок белой сорочки – потерт, тем не менее эта небрежность делала его более элегантным, чем Артур Кейпел. Меня он в упор не видел.
– Так повезло ли вам найти тот манускрипт, Кили? – спросил Кейпел еще до того, как они с Питером успели поздороваться.
– Вас преследуют фантазии, Кейпел, – покачал головой Питер, а затем объяснил всем остальным: – Он убежден, что один его предок в семнадцатом веке жил в этом колледже и оставил после себя некий бесценный манускрипт.
– Об этом мне рассказывал мой дядя, монсеньор Томас Кейпел.
– О, так у вас есть дядя-священнослужитель? – удивилась я. – В Англии?
– В Америке, – ответил он.
– Правда? Случайно не в Чикаго?
– Я не контактирую с ним, – сказал Кейпел и снова повернулся к Питеру. – У нас был предок, дворянин, служивший в армии короля Джеймса. Он был со своим королем в Тринити-колледже и спас ирландский манускрипт. Я верю, что он находится здесь. Наш род пережил тяжелые времена, а мой отец… Он незнатного происхождения, хотя Господь наградил его талантом в бизнесе. Но сейчас я хочу заявить свои права на это наследие.
– Конечно, был такой Артур Кейпел, Граф Эссекский, – согласился Питер. – Но он убил святого Оливера Планкетта[65], так что это не тот человек, родством с которым следовало бы гордиться.
Габриэль что-то сказала Кейпелу по-французски, я расслышала лишь mal du têtê[66].
– Моя спутница неважно себя чувствует, – сказал Кейпел. – Мы, пожалуй, пойдем. Продолжайте поиски, Кили. Я хочу выкупить этот манускрипт. Цена не имеет значения.
* * *– Мало этому парню быть просто богатым. Он хочет быть еще и знатным, – сказал Питер.
– Ну, ведь его дядя – высокопоставленный священник, – заметила я.
– Это плачевная история, – вздохнул отец Кевин. – Отец Томас Кейпел был очень популярным священником в Лондоне. У него была масса новообращенных из высшего общества. Получил звание монсеньора. Стал любимцем дам с высокими титулами. И в этом смысле перестарался. От их мужей начали поступать обвинения в… в общем, в недостойном поведении. Томас все обвинения отвергнул, назвав их антикатолической клеветой и заявив, что против него лично ведется целенаправленная кампания. Кто знает? Но кардинал Мэннинг отослал его в Америку. Томас преуменьшает свои ирландские корни. Я подозреваю, что он родился в Ирландии, как и отец Артура. А сам Артур теперь англичанин, и у него достаточно денег, чтобы стать аристократом. Думаю, ничего плохого в этом нет. У Томаса была такая же тяга к величию и знатности. Он видел себя каким-то епископом времен Ренессанса. Временами я думаю, что нам следовало бы снова разрешить священникам жениться. Хорошая жена могла бы приструнить Томаса.
– А где именно в Америке он обитает? – спросила я.
– В Калифорнии, кажется.
– Никогда там не была, – призналась я. – Мой дом – Чикаго.
– Чикаго? – переспросил отец Кевин. – Некоторые из родственников моего отца перебрались туда из Корка.
О нет. В Килгуббине полно тех, кто мог бы выложить ему в письмах все сплетни о Норе Келли.
– Мы потеряли связь с ними еще в прошлом поколении, – сказал отец Кевин.
Я почувствовала, как мои плечи немного расслабились. Впрочем, другие скандалы там уже давно должны были затмить произведенный мной.
Отец Кевин спросил, видела ли я уже их сад, и увлек меня за собой.
Питер со мной так и не заговорил. Я последовала за священником, все еще сжимая в руках кружку с чаем.
Мы присели на лавочку под деревьями в глубине сада.
– Итак, – сказал отец Кевин и замолчал.
Я попыталась отыскать на дне своей чашки последнюю каплю чая.
– Вы выглядели недовольной, когда я упомянул о своих связях в Чикаго.
– О нет, мне кажется, это замечательно. Просто… В настоящее время я не поддерживаю связи с Чикаго.
Я продолжала разглядывать дно своей чашки.
– Ладно, – сказал он после затянувшейся паузы. – И сегодня вы пришли на мессу, чтобы?..
– Ну, я посещала пешие экскурсии профессора Кили и…
– Неужели? Когда он подошел к нам, то сделал вид, что незнаком с вами. Я даже собирался представить вас друг другу, но…
– Видите ли, отче, произошло следующее. Я пыталась нанять профессора Кили, но, по словам Мэй, этим оскорбила его. Мне бы хотелось исправить эту оплошность.
– Что ж, довольно откровенно. Я завидую вашей, американцев, способности сразу переходить к делу. Ирландцы склонны выбирать окольные пути.
– Я ирландка, отче.
– Ну, тогда скажем, что вы воспитывались в другой обстановке. Так какую работу вы предлагали профессору Кили?
– Я всего лишь хотела, чтобы он подробнее рассказал о Париже дамам, которых я вожу по городу.
– Почему?
– Потому что он так много знает, а я показываю лишь те места, где бывают все туристы.
– А они сами хотят больше?
– Этого я не знаю, но, наверно, хотят.
– Это потому, что вы сами хотите больше. Больше, чем просто сидеть в задних рядах этой часовни или осторожно урывать минуты общения с местной ирландской общиной.
– Да, – согласилась я. – Это так.
– Вы одиноки, Онора, верно? – Он назвал меня именем моей бабушки.
– Ну, я, конечно, скучаю по своему дому и по близким, но…
– Я имею в виду, одиноки ли вы сами по себе?
– Если вы спрашиваете, тоскую ли я по женщине, какой была в Чикаго, то нет. Она была… Она… Мне не хотелось бы об этом говорить, отче. Особенно здесь.
– Это уже предмет исповеди? – улыбнулся он мне.
Он улыбнулся! Я не сдержалась и тоже улыбнулась в ответ.
– Наверное, – призналась я. – Только я не видела в этой часовне исповедален.
– Этих кабинок у нас действительно нет, – подтвердил он. – Не могу представить, чтобы Иисус просил людей что-то бормотать в темноте, чтобы простить их грехи. Наш Всевышний так любил природу. «Посмотрите на полевые лилии… Сеятель и его семя… Смотрю на воробья…» Именно притчи помогли святому Патрику завоевать умы ирландцев. Монахи тех древних времен любили ирландский ландшафт, такой суровый и все же такой прекрасный. А теперь к вам, Онора. Думаю, дело было в мужчине.
Я кивнула.
– Который не был вам мужем?
– Я никогда не была замужем.
– Он был мужем кому-то еще?
– Официально нет… Он состоял в отношениях, которые несколько напоминают отношения Кейпела и мадемуазель Шанель. Только у той женщины были деньги.
– Вы любили этого человека?
– Я так думала. И ошиблась. Но уже не могла остановиться. Я не смела никому сказать об этом, а когда попыталась порвать с ним… – Я умолкла.
– Он был жесток с вами? – спросил он.
Я кивнула.
– Вот я и сбежала.
– Молодец, – сказал он.
Внезапно все мои чувства вырвались наружу, и слова полились потоком. О том, как я до
