Она тоже начала извиняться по-французски, но я остановила ее:
– Пустяки. Он славный мальчик, и мне самой нравится строить ему смешные рожицы.
– Представься, – попросила Мод сына.
– Я Шон Макбрайд, – сказал он. – А мой отец сражается за Ирландию.
– Ух ты, – восхитилась я, а потом вспомнила.
Пока чикагская «Ситизен» уважительно помалкивала о разводе, «Трибьюн» печатала подробные репортажи с бракоразводного процесса между Мод и Джоном Макбрайдом, где вся борьба развернулась за этого ребенка. Мы тогда считали, что протестантское издание просто охотно клевещет на ирландских патриотов, и все же в зале церкви Святой Бригитты мне вспомнилась та вспышка собственнических инстинктов, и я удивилась.
Я понимала, что мое молчание неприлично затянулось, поэтому сказала:
– Приятно познакомиться с тобой, Шон. Я знаю твою маму. – Я посмотрела на Мод и улыбнулась ей. Какая же она высокая. – Мы с вами встречались в Чикаго. Мой брат Майк – друг кузена майора Макбрайда, Пата.
– Не припоминаю, – ответила она.
Зачем я вспомнила о Макбрайде? Черт.
– Это был большой прием, – сказала я. – Вы были просто великолепны. Но, должно быть, у вас там было слишком много новых встреч. – И пустой болтовни.
– Да, мы там собирали толпы народа, верно? – согласилась она. – А еще я помню… озеро. – Она облегченно вздохнула, довольная собой.
– Озеро Мичиган, – уточнила я. – Вы выступали там в зале церкви Святой Бригитты.
– По-моему, в тот вечер мы собрали очень приличную сумму, – заметила она. – Бригитта всегда приносила мне удачу. Она ведь покровительница Дочерей Эрин.
Подошедший отец Кевин проскользнул между нами.
– Мод, это Нора Келли.
– Здравствуйте, Нора, – ответила она, а затем кивнула в сторону девушки, которой на вид было лет восемнадцать-девятнадцать. – Познакомьтесь, это моя кузина, Изольда.
– Нора выполняла кое-какую работу в библиотеке вместе с Питером Кили, – пояснил он. – Они переводили древние манускрипты.
– О, так вы знаете ирландский, мисс Келли? Завидую вам, – сказала она.
– Ну, не так чтобы…
Но она уже продолжала:
– Одно из главных сожалений в моей жизни связано с тем, что я не знаю языка своих предков. Я восхищаюсь древнеирландским фольклором, но вынуждена знакомиться с ним через переводы. Хотя духовно я общаюсь с великим богом Лугом. Я нахожусь под его покровительством.
Что можно ответить на такое? Единственное:
– Это хорошо.
– Питер Кили – настоящий гений, – продолжала она. Затем она оглянулась и понизила голос. – Я знаю, что в его миссии его ждет большой успех. У меня с собой записка от Джона Куинна, который не передумал совершить эту покупку. А с деньгами наших друзей мы в Ирландии сможем…
Отец Кевин предостерегающе поднял руку и остановил ее:
– Не здесь, Мод.
– Но я полагала, что мисс Келли одна из нас, – сказала она.
Отец Кевин лишь улыбнулся. И покачал головой.
Он не доверяет мне, решила я. Скажите на милость! Он сообщает информацию о Питере ей и скрывает это от меня?
– Я лучше пойду, – заявила я.
Нужно было уходить отсюда, хотя мы были всего в нескольких шагах от часовни, а во рту у меня все еще находилась облатка, прилипшая к небу.
– Не торопитесь, Нора, – остановил меня отец Кевин. – Задержитесь немного.
– Мне надо домой. Я завтра уезжаю, – на ходу придумала я.
– Но вы, конечно же, придете к нам на Nollaig na mBan? – спросила Мод.
– Женское Рождество, – перевел для меня отец Кевин. – В Ирландии после окончания празднований Рождества женщины на Богоявление собираются на свой отдельный праздник – малое Рождество.
Шон дернул Мод за юбку.
– Приходите, – настаивала Мод. – И друзей своих приводите. Женщин, конечно. Это будет большое открытое сборище.
– Ну, я…
Но Мод со своей командой уже удалилась. Я тоже направилась к выходу.
– Погодите, Нора, – попросил отец Кевин. – Я ничего не рассказывал Мод о Питере, у нее свои источники информации. А теперь вы на меня сердитесь.
– Вовсе нет, – ответила я, но прозвучало это как-то сквозь зубы.
– Вы решили, что я не доверяю вам, однако это не так. Просто вы американка. И не воспитывались на нашей истории.
– А она воспитывалась? Ее отец был полковником британской армии, или я ошибаюсь?
– Эту женщину много поносило по свету. Впервые я встретился с ней лет двадцать назад в графстве Донегол, когда она ходила из деревни в деревню в дорогой одежде и со своим аристократическим выговором. Занималась она тем, что запугивала судей и судебных приставов, чем спасла немало народу от изгнания с их земли. В моем приходе она отдала одному парню свое ожерелье с бриллиантами, чтобы тот уплатил ренту. Она патриотка, Нора. Она…
– Да мне все равно, кто она такая. Я ирландка, отец Кевин. Моя бабушка, спасая свою жизнь, вынуждена была бежать с родины, и все это из-за таких людей, как Мод Гонн и мистер Йейтс, поэт. Так что не нужно относиться ко мне свысока.
Еще никогда в жизни я не говорила так резко ни с одним священником.
Однако отец Кевин лишь улыбнулся и, взяв меня за локоть, отвел в укромное место.
– Не горячитесь, Нора, – снова повторил он. – Дело не в вас. Я просто не хотел, чтобы нас слышали. Отец ректор и многие другие нам не симпатизируют. Большинство епископов выступают за сохранение союза с Британией. Даже папа считает, что мы должны оставаться близкими с англичанами, чтобы в итоге обратить их в свою веру.
– Чушь собачья! – фыркнула я, вызвав его смех.
– Приходите на прием к Мод, – сказал он мне. – Ей может понадобиться ваша дружба.
– Моя?
– Над ней сгущаются тучи. Она – мишень, Нора. За ней следят как британские, так и французские агенты. Французы могут арестовать ее как немецкую шпионку, лишь бы угодить своим британским союзникам. Удерживайте Мод от лекций на тему «вероломного Альбиона» и высказываний во французской прессе про угнетение и голод в Ирландии.
– Хорошо. Я приду на этот вечер, – согласилась я.
Рождественский ужин я провела с мадам Симон в «Л’Импассе», а следующие две недели делала наброски в Лувре. Мадам Симон купила десять из них для своей коллекции старых мастеров. Добавив пятьдесят франков в графу доходов своего гроссбуха, я почувствовала себя лучше.
6 января, 1914
Полдень Рю де л’Анонсиасьон
Я шла по незнакомому мне району Пасси к дому 17 по Рю де л’Анонсиасьон, улице Благовещенья. По своей верной и надежной Рю де Риволи я добралась до площади Согласия и по правому берегу Сены дошла до парка Трокадеро. Было довольно холодно, но я шагала бодро. У Эйфелевой башни я остановилась и кивнула ей. Сегодня у меня выходной, сообщила я ей. Я точно не знала, по какой улице идти отсюда, но женщина, выгуливающая маленькую собачку – пуделя, представьте себе, – сначала сделала рукой рубящий жест, а потом изобразила ею вьющуюся змейку. И кажется, я ее поняла.
А вот и улица Благовещенья. Узкая и извилистая, без булыжной
