Но ведя трех женщин за собой к перилам алтаря, парнишка стал очень благочестивым. Похоже, это было его первое причастие и первое ощущение божественного. Сестра Рут Эйлин рассказывала на уроках Слова Божьего, что Наполеон называл день своего первого причастия счастливейшим в своей жизни. А жизнь у него была яркая, подумала я, идя за ними. Когда эта маленькая процессия шла по проходу, люди в толпе прихожан толкались локтями и кивали в их сторону.
Послышался шепот:
– Это она. Мод Гонн.
Вернувшись на скамью, я опустила голову на руки. Я не молилась, а вспоминала переполох, который вызвало появление Мод в Чикаго. С тех пор прошло уже десять лет. Большая толпа собралась в зале церкви Святой Бригитты, чтобы посмотреть на майора Джона Макбрайда, воевавшего против британцев во время англо-бурской войны. Когда они вышли на сцену, она оказалась такой же высокой, как он. На том собрании женщин было больше, чем обычно. Все любопытствовали, как Мод будет одета. Наряд у нее был отличный – платье из темно-синего бархата.
Майк, Эд и Джон Ларни повели туда нас с Мейм и Розой. Их очень раздражала наша болтовня о платье Мод.
– Я здесь, чтобы увидеть майора Джона Макбрайда. Он сформировал собственный ирландский полк для борьбы с британцами в Южной Африке, – шепотом сообщил нам Майк. – В этом полку вместе с ним воевало много парней из Чикаго. Это как наша Ирландская бригада во время Гражданской войны.
Наша ирландская газета «Ситизен» в Чикаго пристально следила за событиями англо-бурской войны и печатала материалы о жестокостях англичан, которые сгоняли женщин и детей – как буров, так и африканцев – в лагеря, где те гибли от голода. Британская армия затем разоряла их фермы, а землю засыпала солью. Потому что там собирались открывать алмазные копи и золотые прииски. В Южной Африке они вели себя точно так же, как сотни лет в Ирландии.
Но нам, девушкам, было интересно хорошенько рассмотреть женщину, которая вдохновляла на творчество поэта Уильяма Батлера Йейтса. Сестра Вероника, наша учительница литературы в школе Святого Ксавье, просто обожала Уильяма Батлера Йейтса – она всегда называла его исключительно полным именем и хотела, чтобы мы тоже благоговели перед ним.
«Мод Гонн – его муза, девочки», – говорила она, а потом объясняла, что муза – это духовный компаньон, отношения, оторванные от обычной жизни. Я тогда еще подумала: а хотела бы сестра Верника сама быть чьей-то музой?
«Уильям Батлер Йейтс посвятил ей свою “Графиню Кэтлин“», – сказала нам сестра Вероника.
Эту длинную драму в стихах мы читали на уроках вслух по скопированным из книги отрывкам, которые прислал сестре какой-то ее родственник из Дублина.
– Моя тетя – член Гаэльской Лиги и изучает ирландский язык, – пояснила нам сестра.
В общем, звучало это довольно революционно.
В тот вечер в церкви Святой Бригитты я слушала Мод Гонн, гневно клеймившую «Королеву Голода» Викторию, которая уже убила более миллиона ирландцев. «А теперь, схватив наш трилистник в свои корявые руки, она пришла в Ирландию и еще смеет просить у нас солдат – чтобы люди записывались в ее армию, чтобы наши люди воевали за того, кто уничтожал наш народ! Но ни один ирландец на наденет на себя этот позорный красный мундир угнетателей!» – заявила Мод.
Мы, ирландские американцы, были надеждой Ирландии. Она говорила нам, что, даже обретя в Америке хорошую жизнь и уютные дома, мы по-прежнему любим Ирландию. Хотя нас в свое время нужда и выгнала с родины, у нас есть силы и возможности поднять ее на достойное место. «Двадцать миллионов американцев, в чьих жилах течет ирландская кровь, – этого определенно достаточно, чтобы освободить Ирландию», – заключила она громко и твердо.
Мы бурно приветствовали ее аплодисментами и одобрительными криками. Ее компаньон, майор Макбрайд, тоже хлопал в ладоши, с восторгом глядя на нее. Этот жесткий с виду человек, черноволосый и черноглазый, с прямой армейской осанкой, был настоящим солдатом. Но я видела, что Мод его покорила. И он не скрывал своих чувств к ней.
Сестра Вероника много рассказывала нам о целомудренной любви между Йейтсом и Мод Гонн, что для меня, шестнадцатилетней девушки, звучало очень романтично и безобидно. Но, глядя на Макбрайда, я подумала, что он как раз мало похож на мужчину, согласного любить дистанционно. Бедняга Уильям Батлер Йейтс: у его музы, похоже, были дела поважнее, чем он.
Благодаря тому что Майк был знаком с одним из многочисленных родственников Макбрайда в Чикаго, мы все попали на специальный прием в домике приходского священника. Мод Гонн, стоявшая рядом с майором, поприветствовала каждого из нас. Я сказала ей:
– Я знаю вас по поэзии Уильяма Батлера Йейтса, и…
Но она остановила меня, покачала головой, как бы говоря, что сейчас о Йейтсе говорить не стоит, а потом добавила:
– Познакомьтесь лучше с майором Макбрайдом.
Пока она представляла нас майору, тот взял ее руку и сжал в своей. Я еще подумала, не ревнует ли он ее?
На следующий год они поженились, о чем сообщали крупные заголовки в чикагской «Ситизен». Главный редактор, Джон Финерти, был в полном восторге от этой новости, и когда у них родился сын, в посвященной этому статье его назвали «Принц Ирландии, Шон (Seaghan) Макбрайд». Об их разводе спустя год в газете было всего несколько строк, хотя, полагаю, без скандала там не обошлось.
И вот теперь они здесь. Мод и ее белокурый кудрявый сын. Принц Ирландии, пинающий ногами церковную скамью.
Я отклонилась назад, посмотрела на него и смешно скосила глаза к переносице. Он сделал так же. Я действительно скучала по детворе, которой не было в моей здешней жизни. Малыш Эд уже, наверное, бегает вовсю. У Розы и Мейм тоже, думаю, уже есть дети. Ах, ну ладно.
Я задумалась, останется ли Мод со своей командой на подогретый виски после всенощной мессы. Видимо, нет. Но сейчас они все тут, стоят рядом с отцом Кевином. Направляясь к выходу, я увидела, что ректор и второй священник, с которым он перешептывался во время мессы, внимательно следят за ними. Отец Кевин поднял глаза и жестом пригласил их подойти. Отец ректор не двинулся с места. Как грубо. И это на Рождество!
Маленький сынишка Мод подбежал ко мне.
– Vous êtes la femme drôle[88], – сказал он. Следовавшая сразу за ним пожилая дама извинилась передо мной по-французски.
– Все в порядке, – ответила я ей на английском. – Мы познакомились в церкви. Счастливого Рождества.
Но женщина сказала:
– Я Барри Делейни, и я хочу извиниться за плохие манеры Шона.
– На самом деле я
