– Как в кино, – заметила я.
– Да, – подтвердила она.
– Здорово! – вырвалось у меня. – А я могла бы вам помочь. Ведь я фотограф. – Внезапно я осознала, что раньше никогда не произносила этого вслух. И я повторила: – Я фотограф.
– Просто замечательно! – отозвалась она. – Мне необходимы красивые ландшафты. Когда вы планируете приехать в Ирландию?
– Скоро, – ответила я.
Я действительно думала так, получая от нее конверт с деньгами.
Но отец Кевин категорично заявил, что никаких поездок в Ирландию у меня не будет.
– Вы сейчас для них безобидная американка. И должны таковой остаться.
Безобидная американка, но с растущим банковским счетом, на котором уже сорок тысяч франков – восемь тысяч долларов.
– Сколько винтовок можно купить на эти деньги? – поинтересовалась я у отца Кевина.
– Эрскин Чайлдерс сейчас как раз ведет переговоры по этому поводу в Гамбурге, – ответил он.
И тогда я задала ему вопрос, с которым не могла бы обратиться к этим величавым дамам:
– Отче, а вас не смущает, что это оружие может… ну… убивать людей?
– Может, но не будет, Нора. В этом все и дело. Когда гомруль будет принят голосованием, британцы увидят, что мы вооружены и не уступаем Ольстерским волонтерам, и вот тогда…
– …они введут собственные законы.
– Верно, – сказал он. – Теперь вот что. На следующей неделе приезжают последние две женщины: одна в понедельник, вторая в среду.
– Опять поэтессы? – улыбнулась я.
Но отец Кевин лишь с улыбкой кивнул:
– Да, они самые. Катарина Тайнен и Алиса Ферлонг. Кстати, о поэтах: вы должны попросить Катарину рассказать вам про ее друга Хопкинса.
– Кого-кого?
– Джерарда Мэнли Хопкинса. Иезуита и поэта.
– Который писал патриотические стихи? – уточнила я.
– Вовсе нет. Он преподавал в Университетском колледже Дублина. Боюсь, в Ирландии он был не слишком счастлив. Видите ли, он был новообращенным и в Дублине чувствовал себя не очень уверенно. Тем не менее Катарина рассказывала мне, что он обожал выезжать за город, в сельскую местность. Она прислала мне одно замечательное стихотворение, написанное им, и я часто повторяю про себя его первую строку: «Восславим Бога за пятнистый, пестрый мир»[130]. Для Катарины и ее мужа Хопкинс был членом их семьи.
– Так у нее есть муж? – удивилась я.
– Конечно.
– И он жив?
– Жив, – ответил отец Кевин. – Славный парень, барристер, адвокат. Она предпочла его Вилли Йейтсу.
– Но я думала, что Йейтс всю жизнь был влюблен в Мод.
– Так и есть. Но он также человек практичный. Когда Мод вышла замуж, он предпринял попытки с другими женщинами. А теперь, когда Макбрайд ушел, он снова появится на сцене.
«Господи, какой же сложной жизнью живут все эти люди», – подумала я.
Катарина Тайнен и Алиса Фарлонг приехали одна за другой в первые две недели марта. Каждую из них я по отдельности сводила на свою стандартную экскурсию. Пантеон, Лувр, чай у «Фуке» и фотосъемка перед Эйфелевой башней. Даже работа секретным агентом может стать рутинной.
Катарина не давала втянуть себя в обсуждение сплетен насчет предложения от Йейтса, зато пообещала прислать книгу стихов Хопкинса.
Алиса Фарлонг стала уже третьей Алисой, побывавшей у меня. Она рассказала, что издала уже десятки книг.
– Слава богу, они пользуются популярностью. Так что теперь я живу на роялти.
Меня впечатляла мысль о том, что эта женщина не только пишет книги, но еще и продает их. И я задумалась: а купит ли кто-нибудь одну из моих фотографий? В голову сразу пришел Матисс, так очевидно рвущийся к тому, чтобы превратить свои холсты в наличность. Хотя и признание, по-моему, его интересовало никак не меньше, чем деньги. Конечно, все эти ирландки в первую очередь хотели обрести своих читателей, а не просто получить от них материальную выгоду. Однако что-то заработать за свои труды тоже очень даже приятно.
Представьте себе одну из ваших книг в доме незнакомого человека. Или свою картину на стене. Или хотя бы фотографию. Я попыталась объяснить это Алисе Фарлонг, и она меня поняла.
– Вообще-то, это потрясающее чувство, – сказала она. – Как только я заканчиваю писать одну книгу, тут же начинаю писать следующую. Моя читательская аудитория ждет от меня непрерывного творческого потока.
– Здорово, – сказала я. – Но все же я должна задать вам один вопрос. Почему так много ирландок носит имя Алиса?
– Ну, что касается меня, то моя мама просто восхищалась дочерью королевы Виктории, принцессой Алисой.
– Ага, – понимающе кивнула я. – Но мне почему-то казалось, что ирландский народ хочет избавиться от королевского присутствия.
– О, это как раз не обязательно. К тому же та Алиса была особенной. А потом ей пришлось уехать, чтобы выйти за какого-то немца. Все принцессы в итоге вынуждены поступать так. Но она работала с Флоренс Найтингейл[131] и даже подвергала сомнению викторианскую интерпретацию Христа.
– Вы говорите о ней так, будто и сами восхищаетесь ею, – заметила я.
– Так оно и есть. И тем не менее я помогала Мод устраивать демонстрации против ее матери, королевы Виктории, когда та приезжала в Ирландию.
При этих воспоминаниях она улыбнулась.
– Понимаете, правительство организовало для дублинских детей пикник со сладостями в парке, где они должны были встречать королеву. Они были уверены, что смогут этим подкупить маленьких дублинцев, чтобы они кланялись ее величеству. Но мы с Мод и другими Дочерями Эрин устроили собственный детский пикник, куда пришло тридцать тысяч детей. Намного больше, чем удалось согнать правительству. Это было грандиозное шоу в пику этим англичанам.
Она довольно засмеялась.
– А здесь подают ирландский виски? – спросила она, когда мы зашли к «Фуке».
– У «Фуке» подают все, что только пожелаете, – ответила я.
Эта Алиса была несколько взбалмошной. Я готова была поспорить, что щеки у нее нарумянены. Внешность у нее была непритязательная, но по-своему привлекательная. Официант действительно нашел бутылочку «Джеймисон» и принес ее нам, а я подумала: в такой ситуации сегодня вечером мы с ней точно что-нибудь споем. Мне уже почти хотелось, чтобы тут появился «мистер регбист», чтобы мы могли дать ему достойный отпор. Но с тех пор, как в студию мадам Симон пришла мадам Ла Саль, я его больше не видела. А отца Кевина очень успокоило, что тот больше не показывался.
– Должно быть, они убедились в вашей невиновности, – сказал он.
Алиса рассказала мне, неторопливо попивая свой виски:
– Знаете, даже сам Дэниел О’Коннелл не мог поверить, что эта «маленькая королева» настолько бессердечна, чтобы заставить голодать миллионы людей. «Она просто ничего не знала об этом», – говорил он. Вы, Нора, должны понимать, что ирландский народ рассматривает королевскую семью как своего рода театральный спектакль. Все на виду, и масса трагических оборотов. Двое детей Алисы
