– Ух ты! – сказала я. – Здорово! Просто замечательно!
Затем Питер обнял меня вместе со всеми моими промокшими одежками и притянул к себе. Он и поцеловал бы меня, если бы в этот момент не появился отец Кевин.
– Выходит, Питер вам уже все рассказал? – спросил отец Кевин.
– Да, рассказал.
– Представить только! Чайлдерсы и Мэри Спринг Райс привели эту яхту туда с помощью двух моряков из Донегола. А когда они уже шли к берегу, у штурвала «Асгарда» была сама Молли, пристегнутая ремнями, но твердо державшая руль.
Армия Ирландии – это вот такой флот и бойскауты? Замечательно.
Я думала о германском войске в касках и представляла тех мальчиков из «Л’Импассе», а еще сотни тысяч других французских новобранцев, миллионы солдат из России, множество британских полков. Вся Европа собралась воевать. Какие шансы у ирландцев? И тем не менее мы пробились через блокаду, бросили вызов британскому правительству и вооружили по крайней мере девятьсот наших добровольцев.
– Ура! – сказала я Питеру. – Ура и Молли, и всем Алисам, и Мэри Спринг Райс, и Мод, и Констанции, и вам, и отцу Кевину, и мне тоже. Ура, ура!
Я взяла Питера и отца Кевина за руки и спела им отрывок из песни дедушки Патрика:
– «Снова единая нация, снова единая нация!»
И двое мужчин подхватили за мной:
– «Долго Ирландия была провинцией, но снова станет независимой!»
– Аминь, – завершил отец Кевин. – Аминь.
Лишь после этого он протянул мне полотенце и какой-то сверток.
– Вот, вытритесь. И заодно переоденьтесь в раздевалке вон там.
Теперь я уже дрожала и стучала зубами. В раздевалке я сняла свою промокшую одежду и вытерлась досуха, после чего открыла сверток. Что? Я развернула церковное одеяние. Нет, я не могла надеть это. Но надела. Влезла в черную сутану и застегнула пуговицы. Она была мне немного тесновата в груди, но сидела довольно неплохо. Мягкая саржа приятно касалась кожи. Не надевать же мне было снова мокрую юбку и блузку.
Когда я вернулась в гостиную для посетителей, Питер был там один: он согнулся у очага и пытался развести огонь.
– Отец Кевин пошел поискать нам что-нибудь выпить, – бросил он через плечо, а потом обернулся.
– Боже правый, – вырвалось у него.
Я осенила его крестным знамением и сказала:
– Dominus vobiscum.
Он выпрямился и стоял, уставившись на меня.
– Послушайте, только не нужно обижаться, – начала оправдываться я. – Отец Кевин дал мне все это. В конце концов, это все-таки хоть какое-то платье.
– Я и не обижаюсь, – пробормотал он. – Просто…
В комнате было совсем тихо, и он говорил почти шепотом.
– А вот и мы! – весело объявил отец Кевин, входя с бутылкой «Джеймисона» и тремя стаканами. – Нора, вы выглядите очень здорово, – сказал он мне. – Совершенно очаровательная служительница.
– Собственно говоря, – ответила я, – когда мы получим право голоса и наведем порядок в правительствах, почему бы женщинам тоже не принимать сан?
Однако я и на йоту не чувствовала себя добродетельной, каким подобает быть представителю церкви. Потому что в ушах у меня все еще звучал голос Питера: «Я и не обижаюсь… Просто…»
Просто – что?
Замечательный и смешливый выдался вечер. Поскольку священники разъехались, общей трапезы не было, и мы ели хлеб и сыр втроем. Я поджарила ломтики на огне. Наклоняться в сутане было непривычно легко – не было ни корсета, ни нижнего белья. Моя одежда сушилась у огня. Было ужасно приятно чувствовать себя нестесненной. Ничего удивительного, что Гертруда Стайн любит наряжаться кармелиткой. Интересно, смогла бы я заинтересовать Габриэль Шанель коллекцией в духе церковного облачения? Эту мысль я высказала Питеру и отцу Кевину.
– А вечером можно было бы надевать стихарь[148], – усмехнулся отец Кевин.
Я нашла это очень забавным, и даже Питер внес свой вклад в общее веселье.
– А сутану можно и приталить, – предложил он.
Я даже смеяться перестала – настолько меня удивило его знание о том, что у женщин – и у меня тоже – есть талия. Остаток вечера мы провели, убеждая друг друга в том, что войны не будет и что англичане сдержат свое обещание и введут гомруль.
Я сказала:
– Армии выстроятся вдоль границ, а генералы пошлют аэропланы посмотреть, как там дела. Те увидят многие и многие акры, занятые вооруженными людьми, и доложат командованию, что идти там просто некуда, потому что солдаты натолкнутся друг на друга. Так чего воевать?
К этому моменту я выпила уже несколько порций виски. Я была рада, что договорилась с Господом только насчет вина, а остального алкоголя наша сделка не касалась. Наверняка Он не возражал. Особенно в тот день, когда Ирландия отпугнула Англию. И теперь все казалось возможным. Свободная Ирландия. Мир во всем мире. Мы с Питером… Поженимся? Почему бы и нет? При таком-то персональном купидоне, как отец Кевин, который всячески подталкивает нас друг к другу. Я представила себе херувима с луком и стрелами, каких изображают на открытках ко Дню святого Валентина, но только с лицом отца Кевина. И так захохотала, что Питер похлопал меня по спине, решив, что я поперхнулась. Его ладонь была очень крепкой на ощупь. Остальной мир уплыл куда-то в сторону.
Когда дождь прекратился, было уже почти девять часов. Моя одежда достаточно высохла, а я достаточно протрезвела после множества чашек крепкого чая, чтобы можно было вернуться в раздевалку и снова переодеться.
В прихожую мы вышли все вместе, и я была уверена, что Питер предложит проводить меня домой. Но пока мы стояли там втроем, в дверь вестибюля постучали. Дежурных уже не было, и Питер сам потянул за железную ручку.
На пороге стоял курьер.
– Телеграмма, – сообщил он.
Доставка в воскресенье вечером. Кто-то заплатил за это целое состояние, думала я, пока Питер давал юноше франк.
– Это мне, – сказал Питер.
– Что, еще новости? – спросил отец Кевин.
Питер кивнул.
– Есть жертвы, – сказал он и протянул телеграмму отцу Кевину. – Солдаты, пропустившие волонтеров, были из полка собственных его величества шотландских пограничников, – сообщил мне Питер. – Они на Бечелорс-Уок встретили толпу жителей Дублина, которые стали насмехаться над «Томми». А те открыли огонь по толпе. Убили женщину и двоих мужчин, а еще тридцать восемь человек ранены – и все это прямо в центре Дублина. Причем это были не волонтеры и не члены гражданской армии – простые дублинцы.
– Черт, – сказала я. – Черт, черт, черт…
Я надела свою влажную одежду и ушла. Отец Кевин и Питер, похоже, этого не заметили.
Через два дня Австрия объявила войну Сербии. Россия начала мобилизацию. Германия подтянула свои войска и первого августа объявила войну России. Немецкая армия вошла на территорию Люксембурга, и третьего августа Германия объявила войну Франции.
Молодые
