Высокий молодой человек размахивал над головой своим галстуком, точно флагом. Мне хотелось протянуть руку, схватить его за рукав и сказать: «Не уходите. Не заставляйте свою мать ходить по кладбищу между рядами могил, выискивая ваше имя». Он почувствовал на себе мой взгляд и остановился. Ну же, скажи ему. Но я молчала. Вместо этого достала из сумки свою «Сенеку» и спросила, можно ли мне его снять.
Он пришел в восторг от этой идеи и крикнул друзьям, чтобы они подождали. Теперь они все жались друг к другу. Словно футбольная команда позировала для победного фото.
– Я пошлю это вашей матери, – сказала я ему.
Но они уже ушли, продолжая распевать на ходу:
– Aux armes, citoyens, Formez vos bataillons, Marchons, marchons![150]
Кто из этих мальчиков, только что сфотографированных мной, скоро погибнет? Но я была жива, и Питер Кили тоже. Теперь я понимала спешку тех пар, которые приходили к отцу Кевину, чтобы срочно жениться. И знала, почему святой Валентин хотел продолжать венчать людей, хотя для него это означало мученичество. Жизнь против смерти.
Marchons, говорите? Что ж, я тоже пойду. Пойду прямо к двери Питера Кили и громко постучу в нее. Плевать я хотела на всякие условности, церемонии, законы брегонов, падших женщин. Я собиралась забрать его к себе на квартиру, где мы всю ночь будем заниматься любовью. А завтра утром я возьму билет на ближайший пароход, направляющийся в Нью-Йорк. Займу денег у мадам Симон, если понадобится. И когда я доберусь в Чикаго – вместе с Питером, – то всем и каждому кое-что скажу. Что чудом спаслась и жила на острове. Что у меня амнезия. С Питером мы как-нибудь справимся с Тимом Макшейном. Я еду домой, он едет со мной, вот и все, очень просто.
Однако, когда я добралась до Ирландского колледжа, Питера там не оказалось. Он снова уехал в Левен.
Глава 16
ВЕЛИКАЯ ВОЙНА, 1914–1918
Август, 1914
Какими же идиотами были мы все – я, мадам Симон и даже отец Кевин – в самые первые дни войны! Частично из-за газет, которые одна за другой публиковали статьи про отважных французских солдат и успехи l’Offensive à outrance[151]. Генералы учли ошибки прошлой войны. Армия теперь атаковала, а не просто защищалась. Первой ее целью был Эльзас. Я была так же глупа, как и все остальные. «Ле Монд» купил мое фото студентов, которые с песнями отправлялись записываться в добровольцы. Они напечатали его на всю первую страницу с крупной подписью: «Esprit de Corps»[152]. В комментарии указывалось, что эти студенты олицетворяют собой лозунг: «Victoire c’est la volonté»[153]; воля победить непременно приведет к победе.
– Страсбург будет свободным, – сказала мне мадам Симон в четверг, 6 августа. – Народ поднимется, чтобы поддержать своих французских освободителей. Посмотрите на это.
Она показала мне статью, в которой приводилось высказывание одного французского генерала, обещающего «быстрый удар и минимум жертв».
Однако через неделю пришли реальные новости. Армия Франции потерпела поражение. 250 тысяч жертв. Господи, меньше месяца войны, а 250 тысяч уже погибли. Потеряна треть французского войска, а оставшиеся улепетывали в сторону Парижа под напором преследующих их немцев, которые параллельно разбивали подошедшую армию Бельгии. И Питер Кили находился в Левене, в самом центре всего этого.
Но уже в ближайшее воскресенье, 9 августа, отец Кевин успокоил меня: он получил весточку от одного священника из Левена, который писал, что бельгийская армия заняла крепость под городом и остановит здесь немцев. Но даже если враг войдет в Левен, они все равно не станут атаковать колледж или библиотеку.
– Немцы ведь не варвары, – сказал отец Кевин. – Они не причинят вреда гражданскому населению. Питер будет в безопасности.
С этими словами он пожал мне руку.
– Сейчас уже и Британия вступила в войну, – сообщил отец Кевин. – А половина армии у них ирландцы. А они хорошие бойцы. Патовая ситуация, Нора, вот что нам нужно. Быстрый мирный договор. В этом может быть положительный момент и для нас. Англия на всех углах трубит про суверенитет Бельгии и права малых наций. А что такое Ирландия, как не малая нация, заслуживающая суверенитета?
Мы с ним сидели в затененной части внутреннего двора. Всего две недели прошло с нашего празднования доставки винтовок в Хоут и того памятного дурацкого дня, пропитанного дождем. Но остались ли мы теми же людьми? Отец Кевин настаивал, что Англия обязана продолжать с гомрулем для Ирландии – в противном случае это будет абсолютным лицемерием.
– Но разве они не приостановили его реализацию? – спросила я.
– Это была чрезвычайная мера, – объяснил он. – А теперь, когда Ирландские волонтеры записываются в британскую армию, это придаст Редмонду новых сил. И мы получим даже больше…
– Погодите-ка, – прервала его я. – О чем это вы говорите? Ирландские волонтеры записываются в британскую армию? Те самые волонтеры, которые еще две недели назад вооружались сами против англичан? Мятежники?
Когда мне начало казаться, что я наконец как-то разбираюсь в ирландской политике, вдруг выяснилось, что я не понимаю вообще ничего. Ступор. Похожее я ощущала в Чикаго, когда пыталась проследить за рассуждениями Майка и Эда относительно какой-то сложной стратегии во время предвыборной кампании в Шестом административном округе.
– Это правда, что половина волонтеров действительно отказались выполнять приказ Редмонда присоединяться к британской армии. «Зачем помогать Англии? – сказали они. – Сложности англичан – это шанс для Ирландии». И мне понятна их логика. Но затяжная война не на пользу никому. Том Кеттл планирует присоединиться к «Дублинским стрелкам», а Чайлдерса назначили военно-морским офицером…
Я снова прервала его:
– Чайлдерс? Тот самый, который привез морем винтовки?
Я была сбита с толку и жалела, что Мод нет в Париже. Чью сторону приняла бы эта дочка полковника? Или, например, Констанция, ведь Польше грозило вторжение Германии, и ее родственники по линии Маркевичей были в опасности.
А что я сама думаю по этому поводу? Нам с Питером нужно убираться отсюда. Ехать домой. Я найду какой-нибудь приличный способ «воскресить» себя там. Соединенные Штаты – слишком здравомыслящая страна, чтобы дать втянуть себя в эти маневры. Мы сражались за нашу революцию, вынесли страдания Гражданской войны, и у нас с этим уже все в порядке. Так что отцепитесь.
Но наступило последнее воскресенье августа, а Питер так и не появился. С бельгийской армией было покончено, англичанам тоже не удалось остановить немцев.
Отец Кевин был вне себя.
– Какой же болван этот генерал сэр Джон Френч! Просто лопается от сознания собственной важности! Его нужно под трибунал отдать – проиграл битву
