Не было смысла и в том, чтобы связываться со Скатом. Сказал же Кузовиков, что не надо лезть к нему, даже от дела отстранил. Не надо – значит, не надо… Но так думать Степан мог до недавнего времени. А сейчас вдруг ощутил потребность свести со Скатом личные счеты. Лена не была его девушкой, он не имел перед ней личных обязательств. Но личные счеты вдруг появились… Тем более что у него была сестра, над которой Скат так же мог надругаться. Ворваться в дом к родителям Степана, ограбить, изнасиловать.
Нет, не зря он продолжал копать под Ската. Не зря пришел сюда. Но и рану теребить не стоит. Не хочет Лена заявлять, не надо. Рано или поздно Скат проявит себя в чем-то серьезном, тогда Степан его за жабры и возьмет. Все сделает, чтобы земля горела у него под ногами.
– Я пойду, – сказал он.
– Да, уходите!
– И никому ничего…
– Так ничего и не было, – жалко посмотрела на него Лена.
– Не было.
– Но ты все равно никому не говори.
– Нет.
Он вышел из кухни, направился к выходу.
– Эй, а чай?
– В другой раз!
Лена догнала его в прихожей, улыбнулась и, взяв под локоть, вернула в кухню. Он сел, она поставила перед ним чашку чая, тарелку с печеньем.
– Сама пекла.
– Спасибо.
Она села напротив него, сомкнула под подбородком ладони и какое-то время смотрела на Степана с застывшей полуулыбкой, а потом наконец спросила:
– А зачем тебе все это знать?
– Как зачем? Подонков нужно привлечь к ответу.
– Кого именно? Кто они такие?
– Ну, пока я располагаю только оперативной информацией.
– Кто?
– Наши, битовские бандиты. Их еще называют рэкетирами.
– Да, я слышала. В Москве их много. Я в МГУ учусь, у меня подруга, у нее парень – бандит. И она этим гордится.
– Этим можно гордиться?
– Я ее презираю!
– А бандитов боишься.
– Очень… А ты?
– Мне не положено их бояться.
– У них оружие. У них пистолеты.
– Ты видела?
– Если бы только видела… Был там один, он мне пистолет к голове приставил…
– Кто такой?
– Я видела только глаза сквозь маску… Эти глаза смотрели на меня… – Лена страдальчески зажмурилась. – Я всегда буду помнить эти глаза… Хочу забыть, но буду помнить.
– Надо бы забыть.
– Я стараюсь… А ты пришел, напомнил… Знаешь, как только всех этих уродов пересажаешь, приходи еще! – вдруг истерично выкрикнула она.
Степан кивнул и поднялся. Он не обижался на нее, потому что все понимал. Психологическая травма еще долго будет напоминать о себе. Долго, если не всю жизнь.
И снова Лена догнала его в прихожей. Набросила на себя пальто, сунула изящные ножки в грубые валенки. А у калитки спросила, взяв за руку.
– Ты их посадишь?
– Обязательно.
– Пожалуйста!
Она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала Степана в щеку. И тут же вытолкнула его за калитку, с грохотом закрыв ее. Степан усмехнулся про себя. Он обязательно закроет Ската. И конечно же скажет об этом Лене. Да, он бы хотел вернуться в этот дом.
Затвор пистолета двигался туго, но легко. Возбуждающее ощущение. Загоняя патрон в патронник, Сафрон чувствовал себя богом. Он запросто мог забрать жизнь у любого, кто встанет у него на пути. И Борю мог убить, этого ничтожного червя, который осмелился ему перечить.
– Я сказал, что половина зала моя, значит, моя! – Сафрон приставил ствол к его лбу. – Ты меня понял?
– Понял, – жалко пробормотал усатый толстяк.
– Завтра здесь должна стоять перегородка.
Рюмочная у автовокзала имела форму пенала, которую нетрудно было перегородить по длине. Кирпичная кладка, доски, да что угодно, лишь бы не видеть пьяные рожи посетителей. И отдельный вход не помешало бы устроить.
– До завтра не успею, – качнул головой Боря.
– А гроб сделать успеешь?
– Ну хорошо, завтра к вечеру…
– Сунешься к ментам, пристрелю, как падлу!
– Да нет, какие менты!..
– А платить мне больше не надо. – Сафрон бросил ложку сахара в кислый уксус. Он, может, и бог, но человека в угол загонять не стоит. Там, где отчаяние, там и безумие.
– Нет? – повеселел Боря.
– Ну, мы же не звери…
– Тогда я пойду? – спросил Боря.
– Да нет, это я пойду. А ты давай работай. Чтобы завтра все было готово.
Сафрон вышел на дорогу, которая от шоссе вела к автовокзалу, и сразу увидел Гонщика. С ним был невзрачного вида пацан в старой серой куртке. Он просительно глянул на Сафрона и опустил голову.
– Это кто такой? – обратился Сафрон к Гонщику.
– Ящур.
– Это болезнь такая?
– Ну, можно сделать Ящером.
– Типа воробей такой?
– Ну, воробей не воробей, а в армии отслужил, – сказал Гонщик.
– И что?
– А разве нам не нужны боевые пацаны?
– А ты боевой пацан? – Сафрон вопросительно глянул на Ящура.
Неказистый он на внешность и одет убого. Но куртка чистая – стираная, глаженая. Волосы густые, пышные, они, похоже, заменяли ему шапку. И он следил за ними. Вымытые у него волосы, и машинка парикмахерская по ним ходила. Лицо гладко выбрито…
– Проверь, – тихо сказал Ящур.
– И что ты можешь?
– Все.
– Ну, хорошо, – кивнул Сафрон и вместе с Ящуром отошел в сторонку. – «Козла» одного завалить надо.
– Двуногого?
– Естественно.
– А к себе возьмешь?
– Сделаешь?
Ящур кивнул.
– А не «очканешь»?
– Нет.
Сафрон задумался. Пока они решали проблему со стволами, Скат вернул барахолку на Пролетарской, а Сафрону осталось только название улицы – от слова «пролетать». Снова нужно «стрелку забивать», выяснять отношения, но для этого инициатива должна быть за ним, а не за Скатом. Вот потому и надо устроить акцию устрашения. И за Сантика надо было отомстить. А Ящур, похоже, пацан отчаянный. Но как он грохнет Ключника, если у него нет пистолета? Дать ему «ПМ» из своего арсенала? Жаба душит. Ведь от ствола потом придется избавиться…
«Груша» вдруг превратилась в серьезного противника. Скат нарочно довел себя до такого состояния, когда каждый удар давался с большим трудом. «Груша» не сопротивлялась, но, чтобы сладить с ней, приходилось себя преодолевать. Сердце работало на износ, в ушах шумело, перепонки вибрировали еще и от ударов по «груше».
– Шухер! – донеслось откуда-то – то ли из коридора, то ли из шумевшей головы.
Но голос оказался реальным. И Скат понял это, когда в зал ворвались вооруженные люди в касках и бронежилетах. Он успел среагировать – повернулся к угрозе лицом, но защититься не смог. Сильный удар по ногам опрокинул его на пол.
На него навалились двое, скрутили, надели наручники. Рядом уложили Литвака, еще кого-то. Менты не церемонились, действовали жестко, но по почкам не били, не куражились. Скат зажмурил глаза, настраиваясь на ситуацию. Он просто обязан был проявить характер, показать пацанам, что ему ничего не страшно.
– Кто здесь Скатов? – послышался густой начальственный голос.
– Ну, я.
– Сюда его давайте!
Ската подняли на ноги, развернули лицом к человеку, который здесь распоряжался. Он увидел немолодого мужчину с волевым лицом, одетого в форму, на погонах по две большие звезды.
– Вы за это ответите! – сквозь зубы процедил Скат.
Так хотелось назвать мента «полканом» или
