Продвигались по ходу медленно, Александр опасался ловушек, а ещё обрушений. Всё же конница татарская прошла, большая масса могла продавить землю. Лёгкий сквозняк был, указывающий на выход к поверхности. Что неприятно было – пыль, паутина, а ещё летучие мыши, висевшие вниз головой на стенах и потолке. При приближении они противно пищали, шевелили перепончатыми крыльями, скалили пасть с острыми зубами. Фотий крестился.
– Господи помилуй! В преддверие ада попал! Вампиры, как есть кровососы! Всё за грехи наши!
Сколько метров шли, непонятно – сто, триста? Как угадать, когда никаких ориентиров нет? За ходом следили, держали в порядке. Кое-где старая деревянная крепь была заменена. Впереди забрезжил свет. Фотий обрадовался.
– Ты погоди радоваться, не торопись. Нам осмотреться надо.
Александр погасил свечу.
– Стой здесь.
Выбрался к выходу. Ловко устроили! На крутом склоне, да в кустах орешника. Саша выбрался, огляделся. Городская стена в сотне метров, река Клязьма в двадцати шагах и ниже. Явно с расчётом на эвакуацию на лодке или лодье. Но сейчас берег пустынен. Саша вернулся в подземный ход. Фотий сразу спросил.
– Что там?
– Ты ожидал боярские или княжеские чертоги увидеть? Берег реки впереди, а город сзади. Лодки нет, придётся сидеть до ночи и уходить пешими.
– Ох, горе-то какое! Сгинул монастырь и чернецы!
– Про город забыл помянуть. Жителей, кто не убит, не замучен, в плен уведут, в рабство вечное.
– Все под Богом ходим.
– Так почему Всевышний бесчинств и непотребства не видит, не остановит?
Фотий молчал, потом выдал.
– Грехов на нас много. А поможет он освободиться от татар руками людей. Вот твоими, например.
– Что я один могу? Их тысячи или десятки тысяч, кто считал. Ладно, не будем языками попусту молоть. У тебя знакомые в сёлах, деревнях есть?
– Откуда, я не мирской человек. Один ты и был.
– Плохо. Надо икону в надёжное место спрятать. Иначе нарвёмся на татарский разъезд, быть беде.
– Верно. Куда думаешь идти?
– В сторону Белоозера. Там монастыри, храмы. Туда басурмане не дойдут.
– Ближе города есть. Суздаль, Переяславль.
– Забудь. Суздаль горел вчера. А ещё много конницы по направлению к Москве пошло. Нам больших дорог сторониться надо, лесом идти.
Летом в лесу и грибы, и ягоды есть, с голоду помереть не получится, ручьи и реки в избытке. Дикое зверьё сытое, не нападёт. И от мороза не замёрзнут, август тёплым выдался.
Сидели тихо до вечера. По ночам на захваченных землях татары сидели в городах или, если в набеге, в биваках. Жгли костры, варили баранину. Караул, конечно, был. Но по дорогам не шастали. Русские – народ дикий, нападут с вилами да цепами. А в лес предпочитали даже днём не соваться. Степняков, выросших на открытых пространствах, лес пугал. Ничего не видно больше чем на десяток шагов, лошади ноги ломают в барсучьих норах, а главное – конница для удара разогнаться не может, и лучники цель не видят. Все преимущества ордынской тактики обстрелов противника издалека из луков, обходов, мнимых отступлений теряются. А русы из-за каждой ёлки могут выйти и дубиной огреть. Да и какие в лесу трофеи? Татары не воевать ходили, на всякой войне потери всегда с двух сторон. Трофеи – вот что их привлекало. Как нукер явится в свою кибитку пустой, без полных трофеями перемётных сумок, без рабов? Кто стада пасти будет, делать кумыс, стирать, согревать в постели зимними ночами, собирать кизяк, стричь овец? Вот чего у татар не отнять, так это жёсткой дисциплины. Ещё со времён Чингисхана повелось. Струсил один в бою – казнили весь десяток, струсил десяток – казнили сотню. В монголо-татарском войске действовала десятичная система: десяток – сотня – тысяча – десять тысяч воинов. Десять тысяч назывался тумен, изменившись в русском языке на тьма. И военачальник назывался темником, например Мамай из крымского ханства. У русских, по примеру армии Александра Македонского, была система двенадцати, дюжина. Двенадцать – двадцать четыре – сорок восемь. Через десятилетия, столетия подчинения Орде русские переняли десятичную систему и конницу как главную ударную силу. Ранее признавался главным пеший строй, а конница в небольшом количестве была у княжих дружин. Да, собственно, и все команды лошадям русские переняли от татар – тпру, но, впрочем, как и мат, ядрёный и забористый.
По темени двинулись спокойно. Мешало, что нет карты. Местность Александр знал приблизительно. Белоозеро должно быть от Владимира на северо-северо-запад. А уж сколько вёрст до него, Саша не знал. Добрались до деревеньки в десяток изб. Сначала обрадовались – куском хлеба разживутся, дорогу узнают. А увидели трупы, разоренные избы.
– Пошли отсюда, Фотий.
– Верно. Не деревня, а погост.
Побывали здесь басурмане, а жители не успели укрыться в лесу. Выбрались на грунтовую дорогу, легче шагать стало. В лесу опасаешься наткнуться на ветку да выколоть глаз в кромешной тьме. Небо тучами затянуто, луны не видно. Не говоря о звёздах. К утру вышли ещё к одной деревне. Петух закукарекал, дымом от печи пахнет, не пожарищем. Постояли, послушали. Нет здесь чужаков, поскольку живность голос подаёт. То корова замычала, время доиться подходит, то свинья хрюкнула. Двинулись к деревне. Их услышав, залаял цепной пёс. Хлопнула дверь избы.
– Кто такие? – грубый мужской голос. – Подите прочь, пока дреколья не отведали.
Фотий ответил:
– С Владимира мы, от басурман бежим.
– От басурман?
Мужик со здоровенным колом в руках вышел на улицу, все избы которой стояли с одной стороны. Похоже, мужик был не в курсе.
– Не знаешь разве, что Владимир под татарами? На меч взяли.
– Ой, беда! Не слыхал. Да вы пройдите в избу.
На Руси всегда путников и богомольцев поили, давали кусок хлеба, а то и кашей кормили. С утренних сумерек вошли в избу, где горели несколько лучин. Мужик, как увидел при тусклом свете парочку беженцев, рот разинул. Александр в полном боевом облачении
