– Ты хочешь, чтобы я извинился, azizty?! – прорычал он. – В твоих фантазиях я молю тебя о прощении?
– Даже будь это фантазией, ни одно твое слово не было бы правдой.
Кавиан провел пальцами по ее изящной шее, чувствуя тонкую кожу. Он ощутил, как она вздрогнула, увидел желание, возникшее в ее взгляде.
– Нет, я не буду просить прощения, – согласился он.
– Кавиан.
Он знал, что она хочет сказать: все можно было прочитать по ее лицу.
– Моя мать…
– Я вышвырну эту змею из дворца сию минуту. Она.
– Ты не можешь сделать этого, – удивленно прошептала она.
– Думаешь, я не вижу, что она плохая мать? Елизавета – гадюка. Я хочу, чтобы и она, и ее яд исчезли отсюда.
– Нет, – спокойно сказала Амая. Она смотрела на Кавиана так, будто была равной ему и намеревалась вступить с ним в схватку, если он не послушает ее.
– Прошу прощения?
– Ты меня слышал. – Она гордо вскинула подбородок. – Ты не можешь прогнать мою мать только потому, что она тебе не нравится. Меня не волнует, как ты к ней относишься.
– Тебе тоже не нравится ее поведение, признайся.
Амая нахмурилась:
– Я люблю ее.
– Я ее не выношу, – горько сказал он. – Она завидует тебе, говорит гадости, которым ты веришь. Ты ее боишься.
– Мне ее жаль, – ровным голосом ответила Амая. Она все так же пахла медом и дождем, и Кавиану безумно хотелось заняться с ней любовью прямо сейчас. – Ей сделали больно очень давно, и она ничего не знает, кроме боли. Она не может сдерживать свои нападки.
Кавиан коснулся ее, чувствуя, как ее упрямые губы расплываются в улыбке, пока он касается ее кожи. Амаю охватила дрожь возбуждения.
– Она взрослая женщина, проведшая почти всю жизнь, манипулируя другими ради своих прихотей. Я не танцую под чужую дудку. Зачем мне терпеть ее присутствие здесь?
Амая тихо заговорила:
– Потому что я тебя попросила.
Кавиан покачал головой, вспоминая холодный взгляд Елизаветы.
– Значит, ты не можешь дать мне то, чего я хочу. Возможно, ты вообще не способен что-то отдавать людям. – Амая повела плечом, и Кавиан понял, что девушка не боится его.
Что закипало в нем, если не желание? Жадное восхищение?
– Не говори, что тебе нужна королева, которая будет достойно стоять рядом с тобой, Кавиан. Все, чего ты хочешь, – управлять и манипулировать, подчинять и наслаждаться своей властью.
– Я хочу то, о чем я заявлял с самого начала, – почти рычал Кавиан. – И я тот, кем я был всегда. Более того, azizty, я тот, кто тебе нужен.
– Так докажи это. Я сказала, чего я хочу. – Ее взгляд был темнее ночи. – Мне не нужно твое понимание. Я хочу, чтобы ты хоть раз меня послушал.
Кавиан не узнавал собственных ощущений. Ему казалось, будто он попал в песчаную бурю и ветер бросает его из стороны в сторону. Он видел лишь несгибаемую волю в глазах Амаи.
– Если это то, чего ты хочешь, – сухо произнес он, так как покорность была ему незнакома, и продолжил медленно: – То Елизавета может остаться. Она твоя мать, как ты говоришь.
Взгляд Амаи смягчился, но Кавиан не почувствовал удовлетворения. Девушка коснулась ладонью его щеки, и он ощутил, как желание медленно разливается по его венам.
– Спасибо, – прошептала она, будто он одарил ее королевством и всеми драгоценностями на свете. – Спасибо, Кавиан.
У Кавиана по-прежнему было тяжело на душе.
Разговор был окончен. Он обнял Амаю за шею и привлек к себе, с удовлетворением замечая, что ее грудь уже напряглась, и поцеловал ее.
Он вложил в этот поцелуй всю свою звериную мощь, которая бушевала в нем. В нем еще жило дикое существо, которое жаждало запереть Амаю вдали ото всех и верило, что такое возможно. Все в нем взорвалось желанием обладать Амаей. Он, не сдерживаясь, набросился на нее, словно буря, сметающая все на своем пути.
И Амая встретила его.
Это было безумием, стихийным и чувственным.
Кавиан не помнил, кто разорвал его одежду. Он знал, что порвал лиф ее платья, чтобы добраться до ее груди, ласкать ее. Он запустил пальцы в ее волосы, с наслаждением их перебирая.
Они оказались на полу, прямо в его кабинете, разрывая друг друга на части. Обоюдное всепоглощающее желание сметало все на своем пути.
Кавиан рывком проник в нее, и девушка выкрикнула его имя. Он уперся кулаками в ковер и начал сумасшедший ритм страсти. Амая послушно извивалась под ним, приближая себя к разрядке. Ее пальцы впились в его спину.
– Спасибо, – прошептала она, словно благословение, которого он не заслужил.
Пиршество накануне свадьбы, о котором появилось множество статей под заголовком: «Наконец Восток и Запад встретились», – весьма пафосное название для репетиции ужина – длилось целую вечность. За столом сидели государственные деятели и аристократы, приехавшие задолго до праздника. Играл небольшой оркестр. Слуги были, как никогда, учтивы и вежливы, а изящные танцовщицы услаждали взор гостей. Кавиан расположился во главе стола, не спуская с Амаи пристального взгляда: он все еще боялся, что она сбежит. Будто он мог читать ее мысли, несмотря на то что она смеялась, улыбалась и отлично играла свою роль.
Спустя мучительную вечность ужин закончился, и Амая благодарила гостей, размышляя о том, почему ее не покидает мучительное чувство вины. Что-то внутри ее изменилось. Она до сих пор не понимала, почему не может устоять перед этим мужчиной? Будь у нее воля, как он сам и указал ей, она бы уже давно попробовала сбежать. Она бы так и поступила. И ей бы не пришлось сегодня поступать с Кавианом еще хуже, чем полгода назад.
– Ты готова к тому, что ждет нас завтра? – Голос матери ворвался в ее мысли, но Амая лишь улыбнулась, надеясь, что никто не обращает на нее внимания: толпа гостей двигалась в сторону большого зала, где был подан десерт.
Была ли она готова? Как она могла этого не знать?
– Да, – ответила она, не давая себе шанса передумать. Ей не хотелось усиливать терзания.
– Это правильно, дорогая, ты увидишь. – Но Амая слышала в голосе матери лишь триумф и самодовольство. – Мужчины, подобные Кавиану, не меняются.
– Мама. – Амая старалась не менять интонацию. – Ты его совсем не знаешь.
– Я знаю мужчин.
– Ты отталкиваешься только лишь от собственного опыта. – Амая оглянулась, боясь, что ее напряженный голос привлечет внимание, но большинство гостей уже вышли в сад. Они с Елизаветой могли говорить не таясь.
Мать, улыбаясь, смотрела на Амаю:
– Я не понимаю, о чем ты.
– Не важно. – Амая улыбнулась. – Здесь все же не место для разговоров.
Впереди у нее целая одинокая жизнь, и она еще успеет наговориться с матерью. От этой мысли Амая ощутила пустоту. Но этого следовало ожидать. Она не смогла бы покинуть Даар-Талаас спокойно. Странно будет, если ей вообще удастся сохранить саму себя.
– Не думаю,
