Азартно потирает руки. Сразу становится хорошо, спокойно. Чкалов и на метле взлетит, а после успешного полета выйдет уже не срыв сроков, а небольшое отставание.
С утра на гидроаэродроме – явление. Опять Каганович! Шляпа сдвинута назад, хорошо видно лысину. Усы агрессивно топорщатся. Едва вылез из автомобиля, заявляет:
– Не полетит – сдадим вас в наркомат судостроения. А что? Гидроплан, который не летает – это ведь катер, а?
Хохочет. Намек ясен – совсем недавно катерами занимался Туполев. И где он сейчас?
Ему хорошо. Перехватчик и тяжелый истребитель приняты: гора с плеч. Макнуть в чуть мутноватую речную водицу подчиненного, что многовато о себе возомнил, нарком полагает делом приятным и полезным.
Мельком глянул на виновника своего визита. Самолет за ночь приобрел радикально-верноподданнический красный цвет.
– Перекрасили? Считаете, поможет?
Поликарпов морщится, отворотившись. Нарком не отстает:
– Думал, Николай Николаевич, вы самолет иконами разрисуете… У меня ведь в наркомате и кроме вас специалисты есть! Все подсчитали. Взлететь ваша алая свинка может только чудом.
Поликарпов молчит, поглядывает на самолет. Там, на носу, где двигатель крепится к фюзеляжу, и следов ночного монтажа не осталось. Вот она, своевременная перекраска. Так что правильней всего – молчать.
Шелест шин, явление второе: Галлер. Быстрым шагом подходит к группе «заговорщиков», жмет руки.
– Мне из НКАП сообщили, что сегодня будет полет. Рад, что вы не подвели. А то уже волновался… А, и Валерий Павлович здесь? Почему?
– Давно не летал на новом самолете первым, – признается Чкалов. – Охота вспомнить молодость.
Широко улыбается. Сам привез на «Красный Кертисс» новые станки. Сам принял новый мотор – первый в новой серии – из рук Швецова. Это он Поликарпову сказал. Косыгин знает чуть-чуть больше.
Новые двигатели, увы, не слишком надежны. Первая серия всегда отличается заоблачной ценой и качеством ниже уровня земли, самолеты с такими моторами разбиваются куда чаще. При серии обычно имеется эталонный образец. Его делают отборные мастера на лучшем оборудовании. Его детали до микрона соответствуют чертежам, в серии точность работы на порядок хуже. Эталон как раз готовили к стендовым испытаниям… Так вышло: рядом стоят два одинаковых мотора, один довольно скверный, другой очень хороший. Валерий Павлович это знает. Рядом – никого, только несколько работяг спрашивают: который грузить? Ну как тут удержаться?
Михаил косится на Поликарпова. Тоже ведь знает о качестве первой серии, но ворованный агрегат на самолет ставить бы не стал. Даже не приказал, попросил бы вернуть на место. Потом – вздох, рука генерального конструктора нехотя тянется к телефонной трубке. Номер Швецова. « Тут путаница вышла, Аркадий Дмитриевич…» Так будет, но после полета.
Это правильно. Не случайно же два почти одинаковых изделия оказались рядышком и без присмотра? Швецову нужно, чтобы красный гидроплан прошел приемку. Взлетевший «поросенок» – еще один завод под его моторы. К тому же, если к «туполевщине» прибавится «поликарповщина», так и «швецовщина» как итог вполне вероятна. Дело-то куда серьезнее, чем испытание второстепенной модели: охрана аэродрома начинает особенно сильно тянуться, а из очередной машины выходит, посверкивая пенсне, еще один нарком. Если самолет не взлетит даже с новым движком, так товарищ Берия может сделать запрос об аресте вредителей прямо здесь, а Галлер, чего доброго, под горячую руку, не возразит.
– Я тоже не чужд авиации, – говорит Лаврентий Павлович, – у меня и КБ свое есть…
Так он что, за новыми кадрами приехал, что ли? Туполева, Петлякова и Бартини не хватает? И если Чкалов не поднимет «поросенка», авиационная шарашка пополнится?
До старта – несколько минут. Машина заправлена. К проходной тяжело подкатывают несколько автомашин.
Явно внутри броня. В большинстве охрана, но из одной выходит – Сам.
В простом летнем френче без знаков различия, без легендарной трубки в руках… Руки засунуты в карманы, усы прячут легкую улыбку.
– Вот и я. Вижу, не все меня ждали? Но меня тоже интересуют успехи советской авиации. Очень интересуют, да…
Берия посверкивает стеклышками. Он – знал.
Впрочем, это не важно. Для Косыгина важно другое: если самолет не взлетит, это будет не просто конец карьеры и, вероятно, арест. Это будет даже не предательство доверия человека, которому он обязан. Тигриными глазами невысокого грузина на него смотрит Отечество. Которому он давал присягу.
Если самолет не взлетит, ему, Косыгину, будет стыдно. Тем стыдом, тем позором, от которого порядочные военные пускают пулю в висок.
Оглянулся – позади не одна конструкторская команда. На поле вышел весь завод, люди, что работали ночами, сверхурочно, без всякой записи. Вот их, этих людей, и представляет требовательный сталинский взгляд.
Только Чкалов улыбается. Шепчет на ухо:
– Я на четвертом тэбэ бочки крутил… Пошли.
– Куда?
– Со мной, в полет. С Байдуковым сговорено, он готовит «ястребка». Как тогда, только в задней кабине будешь ты -за стрелка и штурмана. Фотопулеметы установлены, охрана Иосифа Виссарионовича в курсе… Летать по кругу – скучно. Ну?
– В парадной форме? – возмущается Косыгин. – Во-первых, я наверху превращусь в ледышку. Во-вторых, я не интендант, складом формы не заведую. А в машине, между прочим, масло.
– Во-первых – высоко забираться не будем. А во-вторых… Да куплю я тебе новые штаны! Или, вон, Лев Михалыч выдаст.
Галлер кивает – и из-за спины показывает кулак. Мол, хулиганы!
Так и ушли к машине. Они не видели, как Сталин, обернулся к Поликарпову, произнес:
– Поздравляю с новым самолетом. Если перед испытаниями летчикам не о чем беспокоиться, кроме как о форменных брюках…
Косыгин этого не слышал, и хорошо. Надел парашют, пристегнул ремни. Связь в порядке. Фотопулемет тоже.
– Стрелок готов.
В ответ – рычание мотора. Брызги – впереди учебный бой, а пулемет стрелка стреляет только при открытом фонаре. Самолет разбегается… Но брызги не уходят вниз, приходится вытирать лицо рукавом.
– Валериан?!
В ответ – рычание:
– Управление тугое. Вода, словно клей!
Машина упрямо идет вперед. Двести метров, триста.
Четыреста метров. Только убегающая за хвост машины пена. Самолет чуть-чуть приседает – так бывает перед тем, как гидроплан идет вверх. Если идет. Формул для точного расчета формы поплавков наука пока не придумала, и в испытательных бассейнах пока не умеют имитировать взлет гидроплана. Числа и модели позволяют избежать грубых ошибок, но подбор поплавков остается искусством, плодом интуиции – и удачи.
Восемьсот метров. С берега самолет уже плохо видно. Машина чуть заметно покачивается с крыла на крыло, Чкалов пытается ее оторвать, чуть-чуть меняя гидродинамику поплавков.
– Точно, поросенок. Но на кубок ездили дольше!
Там надо разгоняться километр. По условиям.
Вот он, километр. Голос… девичий голос по радио -с поста управления полетами.
– Товарищ Чкалов! Вчера забыла сказать… Поплавки немного подтягиваются к корпусу, хоть и не до конца. Там есть ручка…
Леночка.
