— Скажи мне что-нибудь.
— Что сказать?
— Не знаю, — пожал плечами Дмитрий. — Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты.
— Я буду ждать тебя!
— Не то!
— Я очень люблю тебя!
— Не то!
— Я буду молиться за тебя!
— Не надо! — произнес Дмитрий. Здесь и сейчас она сдавала очередной экзамен на профпригодность. Пройдет ли? Марина вздрогнула и отшатнулась — видимо, что-то такое отразилось у царя на лице, проявив его мысли. Но этот ее испуг продлился лишь мгновение. А потом в ее глазах сверкнул какой-то бешеный, дикий азарт, и она произнесла:
— Иди и надери им задницы[28]! Я жду тебя с победой!
— Вот! — довольно воскликнул Дмитрий и страстно поцеловал жену в губы. — Спасибо!
После чего развернулся и уверенным шагом пошел к арене импровизированного амфитеатра, что вновь выстроили на Соборной площади. Делегаты и гости съезда уже гудели. Пора было выступать с речью — наверное, самой провокационной речью последнего тысячелетия!
Глава 7
3 сентября 1606 года, Москва
Людям только успели раздать какие-то «кирпичи» с дивными печатными буквами, которые даже не пытались стилизовать под рукопись… и тут вышел Государь. Все сразу закрыли книги и с должным благоговением уставились на царя…
— Свобода! Равенство! Братство! — произнес Дмитрий свои первые слова с импровизированной трибуны, с ходу эпатируя зрителей. — Вот фундамент, на котором нам должно строить нашу державу. Нашу! Одну на всех! Одну для всех!
Он замолчал, выдерживая маленькую паузу, отслеживая реакцию людей. Едва сдержался от усмешки, ибо с трибун на него смотрели ТАКИЕ лица…
— Свобода есть право каждого делать все, что он пожелает, кроме прямо запрещенного или вредящего окружающим, и прежде всего делам державным. Равенство есть принцип, при котором должности и посты должно занимать сообразно способностям и навыкам, без каких-либо глупостей в духе местничества и оправданий благородным рождением. Братство же состоит в стремлении жить в согласии с окружающими и сообща строить величие нашей единой державы!
Дмитрий вновь сделал паузу.
Тишина была настолько жуткой, что казалось, мухи попадали в обморок, прекратив жужжать. Про то, что большинство делегатов и гостей излишне увлеклись задержкой дыхания, и речи не шло. Эти выпученные мордочки говорили все сами за себя. В этот раз государь не удержался и едва заметно усмехнулся. Да и чего бы им такими не быть? Ведь он только что озвучил концепт, зародившийся в недрах Великой французской революции и проявивший себя ярче всего в период империи Наполеона. Только что на Соборной площади Московского Кремля прозвучали идеи, которые только-только стали произрастать в умах людей, еще не оформившись в нечто явное и ясное. Просто на уровне смутных ощущений и переживаний. Они опережали время на полтора — два столетия! И особенно карикатурным выходил в данном контексте оратор — монарх. Монарх, Карл! Не он должен такие речи говорить. Совсем не он…
— Сложная задача! Великая цель! — продолжил Дмитрий. — Для ее достижения я предлагаю вам пять новых принципов державы.
По рядам прошел шелест — люди наконец вздохнули.
— Первое! Управлять державой надлежит считаясь с широким общественным мнением. Держава наша — общее дело. Второе! Не делать различий между высоким и низким происхождением. Вы все мои подданные. Третье! Судить только по делам, стремлениям, разумению и поступкам. Ибо так, и только так предписывает нам Святое Писание. Четвертое! Безжалостно отказываться от всего, что мешает нам идти вперед и развивать державу. Ибо она важнее любых мелких и ничтожных желаний, страхов и слабостей. Пятое! Непрестанно учиться у тех, кто смог превзойти нас в чем-либо. Ибо гордыня — смертный грех. А учение есть свет, открывающий шаг за шагом нам замысел Создателя!
Он ничего нового не придумал, для себя… для позиции XXI века. Просто взял и прикрутил прекрасно сработавший принцип императора Мэйдзи к такому же неплохо проявившему себя методу идеологической провокации Великой французской революции. Просто. Банально. Пошло. В переводе на русский язык и местные реалии, разумеется.
Окинул всех взглядом.
И, выдержав большую театральную паузу, он поинтересовался:
— Любы ли мои слова вам?
— ДА!!! — оглушительно взревела толпа. Бояре и родовитые пытались что-то там возражать, но правильно подобранный контингент делегатов просто не оставил им шансов. Эти недовольные просто захлебнулись в восторженном реве.
— Хотите ли вы встать на этот путь?
— ДА!!! — вновь заревела толпа, еще громче.
И тут включился Петр Басманов — один из немногих посвященных в готовящуюся провокацию. С вечера он зачитал речь Дмитрия перед пехотной бригадой — личной армией государя. Взял с них клятву — молчать до условного момента… Теперь же он вышел вперед. Извлек шпагу из ножен. Вознес ее к небу и громко крикнул, как толпа чуть-чуть поутихла:
— Да здравствует государь император!
Мгновение.
И преторианцы, гренадеры и штурмовики, обеспечивающие безопасность Земского собора, синхронно извлекли клинки, устремляя их к небу.
Еще пара ударов сердца.
И они вслед за Петром кричат:
— Да здравствует государь император!
Тишина.
Басманов демонстративно вздыхает, набирая воздух в грудь, и уже не только он с охраной, но абсолютное большинство делегатов и гостей ревут:
— Да здравствует государь император!
Дмитрий глубоко кланяется и уходит в сопровождении десятка преторианцев. Со спокойным и торжественным лицом. Первый этап его провокации удался.
А за его спиной люди, превратившиеся в толпу, скандировали здравицы «государю императору». Пусть. Так даже лучше. Разве один человек может пойти против толпы? Старый, хорошо проверенный способ. Все диктаторы-популисты его использовали. Главное теперь в факельные шествия не скатиться и прочие подобные технологии манипулирования толпой…
Конечно, Дмитрий понимал, что ни одна из серьезных держав не примет ни его нового титула, ни его программы. Будет война. Против всех. И со своими боярами придется рубиться. И с интервентами. Именно поэтому он так
