Им овладело горькое, мертвящее равнодушие. Он не знал, куда пойти и с чего начать. Из дверей соседнего бара пахнуло спиртным, и швейцар в приветствии приложил руку к фуражке. Северин подумал о годах, проведенных в подобных заведениях. Его пронзила острая тоска по тем временам. Тогда у него было где укрыться. Он не чувствовал себя одиноким в своем убогом, тесном мирке; его товарищами были простодушные желания, пьяные думы о величии и обманчивости вселенной. Но сейчас глаза его открылись. Испепеленный и замаранный, потрепанный и лишенный сил, он пошел по кривой дорожке, на которую его толкнула ресторанная девка.
Теперь-то он понял, почему Натан Майер произнес то слово. Он подумал о людях, для которых свет жизни оказался миражом. О циниках с грязными руками; париях, гонимых по улицам животным страхом; убийцах и тех, на ком лежит печать смерти. Это была та самая Гильдия, и Северин принадлежал к ней.
Он всегда чувствовал это, даже будучи ребенком, с головой погружавшимся в книги и жаждавшим приключений. Блеклый костер его источенной червями юности уже тогда чадил красноватым дымком, исходившим от скверны, затаившейся в сердце. Счастье других было для него детским ребусом. Он походя играл с судьбой и проскочил мимо всех ловушек, ухитрившись не покалечиться.
Северин огляделся и обнаружил, что сделал круг. Перед ним опять мерцал огонек над тележкой с чаем, во тьме белел фартук торговца. Северин подавил рыдание. У торговца был дом, и свечной огрызок за разбитым стеклом фонаря дарил ему мирный свет.
А как же он, Северин?
Из глубины души поднималась боль. Милый, похороненный под наносами сора и грязи женский образ поднял к нему скорбный лик. Однако он поспешно отвел взгляд, не желая смотреть.
Но вдруг? Неужели это возможно?..
Тихая, постыдная слабость охватила тело. Северин опустился на колени у входа в какой-то подъезд и прижался лбом к холодным ступеням каменного крыльца. Он сложил руки и закрыл глаза, и прямо над ним, на зажатом меж стенами проулка клочке неба, робко проглянула и заискрилась звезда.
* * *Утро едва забрезжило сероватым светом, когда Северин поднялся с колен и направился в сторону Староместской площади. На стенах проступили небрежные буквы пестрых уличных реклам, торговец чаем засобирался домой. У аптеки стояла бабенка с бледным от ночных волнений лицом и звонила в колокольчик.
Заспанный привратник попытался было остановить Северина вспотевшей ладонью, но удовлетворенно кивнул, узнав запоздалого гостя. Тот сунул ему монетку и поднялся по лестнице к Зденкиной двери. Сердце учащенно колотилось. Наконец он решился постучать.
В комнате послышался шорох.
— Кто там? — спросили его.
— Это я, Северин!
Дверь приоткрылась, и горячая рука втянула его внутрь. На столе горела керосиновая лампа под зеленым абажуром. Зденка была в ночной сорочке. Светлые пряди кольцами разметались по шее, девушка дрожала от холода.
— Зачем ты пришел ко мне? — тихо спросила она.
Северин снял шляпу и держал ее в руках. Глаза его блуждали по комнате, точно прощаясь. Утренние лучи пробивались сквозь занавески, и свет лампы казался блеклым и жалким. Возле кровати стоял шкаф, в котором Зденка хранила одежду и белье. Фиолетовая фарфоровая ваза на комоде как-то упала и треснула, краска на ручке облупилась. Из вазы торчал засохший букет, еще летом собранный ими во время прогулки в лесу.
Зденка смотрела на Северина и ждала. Сквозь сорочку проступала грудь, девушка ежилась от холода. Заученным, механическим движением Северин протянул к ней руки. Но тут же опустил.
— Ты зачем здесь?..
Он повернулся и вышел прочь.
9Ветер, с грохотом трепавший днем жестяные вывески торговцев, унялся. Тихий вечер принес ясные небеса и прекрасное сияние бледного солнца. Северин выпрямился на скомканной постели и поглядел на часы. Долгий сон после бессонной ночи не дал отдохновения. Северин смыл с себя жаркую дрему и с особым тщанием оделся.
На улице ему навстречу попались оживленно болтающие компании гимназистов, возвращающихся после уроков. Северин смотрел на них с неясным чувством зависти. Хорошая погода выманила людей из домов, и многочисленные гуляющие заполнили тротуар, останавливаясь поглазеть на витрины магазинов. Девушки в нарядных бархатных шляпках на кокетливых прическах протискивались сквозь толпу. На перекрестке застыла влюбленная пара и любовалась закатом. На крыши легли багряные полосы лучей, расцветив дымовые трубы. В блистающих небесах внезапно зажглось светом пухлое облако и позолоченной громадиной поплыло над Карловой площадью.
Северин неспешно шел своей дорогой, с холодной решимостью и любопытством взирая на мир. Эта смутность ощущений всегда внезапно обрушивалась на него вслед за чувством изнуренности, и он без боя покорялся ей. Сознание отделялось от него и начинало жить самостоятельной жизнью. Перед ним панорамой раскидывались картины прошлого и настоящего, и ему оставалось лишь удивленно и безвольно наблюдать за собственным бытием. Лица проходивших мимо людей и знакомые очертания домов обретали новую, несвойственную им резкость и притягивали к себе его взгляд.
На углах расположились торговцы каштанами со своими жаровнями. Город залило уютное сияние. По тротуару неуклюже шаркала сморщенная старушка с клюкой. У подъездов стояли длинноволосые студенты и болтали со служанками. Голубые сумерки мягко окутывали улицы тенями. У костела Крестоносцев уже зажгли фонарь, и воздух сверкал разноцветными бликами.
Северин поднялся на мост. От воды дохнуло холодом, выстудив остатки прежнего настроения. Ножом полоснули воспоминания, раскромсав обманчивую игру разума. По реке разливался вечер. Меланхолично прогудел автомобиль с большими молочно-белыми фарами, колокола часовенки у подножия замковой лестницы позвали к молитве. Северин шел мимо черных статуй у парапета. Он впился зубами в язык; кровь, горькая как полынь, наполнила рот. Нет, не таким он знал этот город: сейчас перед ним раскинулась эстрада, на которой суетились славные горожане и горожанки, а святой Непомук лицемерным стражем стоял над Влтавой.
Когда Северин вышел на Малостранскую площадь и свернул к памятнику Радецкому, почти стемнело. У ворот гаупвахты расхаживал часовой с ружьем на плече, арки старинных зданий окрасились в тона пожелтевших от времени гравюр. Потом Северин поднялся по Шпорной улице к Градчанам. Нет, иным он знал этот город… Улицы спутывались в лабиринт, на каждом пороге притаилась беда. Сердце трепыхалось меж сырых, враждебных стен; тьма проникала в слепые окна, умертвляя души спящих. Сатана везде расставил силки. В церквах и в домах блудниц. В их смертельных поцелуях обитало его дыхание; облачившись в рясу монахини, он отправлялся на разбой…