— Они не будут. Одесские бандиты не такие, — мрачно сказал Володя, — это совершенно другой мир, не чуждый благородства. Они не станут доносить! У них есть кодекс чести. Ты не понимаешь, что это совсем другой мир.
— Мир... — хмыкнул Патюк, — я расскажу тебе одну историю. И ты поймешь, какой сейчас мир и что я говорю правильно. Было у нас на фронте два отряда, боевых, серьезных, оба отчаянные. И было у них два командира. Первый отряд дрался как звери! Куда их ни пошлешь — всегда победа! Но дисциплины никакой. Начальство было очень недовольно. Командира ни в воинских званиях не продвигали, ни вызывали в Москву или еще куда. А победы на фронте одерживал больше всех! Командир другого отряда двигался тихо, медленно и на рожон вообще не лез. В горячей схватке они всегда прикрывали тыл. Тихие, спокойные. Но вот дисциплина была просто идеальной! Командира этого отряда начальство всегда ставило в пример. И командир быстро пошел по карьерной лестнице. Чины там, звания. Переезд в Москву. Сейчас он в Москве, в серьезном аппарате работает. Руководит людьми. И дисциплина у него по-прежнему идеальная. Как думаешь, почему?
— Не знаю, — развел руками Володя, — умел людей понимать?
— Нахрен твое понимание! Все эти понимающие бездельники, их к стенке надо! Ты думай, думай. Мозгами кумекай!
— Ну, не знаю я, — совсем растерялся Сосновский.
— Первый с людьми был запанибрата. Сочувствовал, переживал — все такое. Дурак был, — пояснил брат Алены, — а вот второй... Он сделал так, что в его отряде каждый друг на друга доносил. И кто донесет больше всех, тот получает какую-то льготу — бабу красивую белячку, например, поиметь, а потом пристрелить, вещей при обыске больше забрать, ну, такое. И так он все это поставил, что люди в его отряде друг друга так ненавидели, что и ссориться не имели права! Он поставил все это на широкий поток. Дисциплина была идеальной. Вот как надо руководить! Я так научился. Потому и стал начальником отдела ЧК города.
— Ты подлец! — вырвалось у Володи.
— Ну да, я подлец, — не обиделся Патюк, — а что тут такого? Надо уметь делать так, чтобы тебе было выгодно! Кто за тебя сделает, если не ты? Сейчас время такое! Так и построю одесских бандитов. А ты помни — если что вякнешь кому о сокровищах, не моргну глазом, пристрелю. А теперь смотри.
Патюк нажал на столе кнопку, появился мальчишка караульный.
— Сколько дней не кормлен? — поинтересовался брат Алены.
— Четыре. И дня два воды не давали. Почти до кондиции дошел! И били. Живого места на нем нет.
— Веди.
Через время караульный втолкнул тощего чернявого мужчину, который был сильно истощен и избит.
— Слушай меня внимательно, — внушительным голосом начал Патюк, — сейчас тебе дадут есть и пить, а затем выпустят. Ты пойдешь в банду Гришки Клюва. Вернешься туда. И о каждом шаге Гришки ты будешь докладывать мне. Куда пошел, что сказал, чего задумал, с кем встретился. Если вздумаешь ушами финтить — тебя пристрелят на месте. Что скажешь? Выпускать тебя или нет?
— Скажу, — мрачно произнес вор.
— Обо всем будешь говорить, что в банде происходит. Ты понял? Подтверди!
— Скажу, — повторил вор и вдруг, к ужасу Володи, показал общеизвестный воровской знак. Вора увели.
— О, понял? — засмеялся Патюк. — А у меня еще один есть, который за этим следить будет! Видишь, как просто. А ты говорил!
Глава 18
Первый рабочий день Володи Сосновского. «Английская королева». Исчезновение проводника по катакомбамВолодя так мечтал о первом рабочем дне в качестве главного редактора, что вскочил ни свет ни заря. Алена только пнула его локтем, когда, откинув одеяло, он передвинулся на край кровати, наклонив матрас в свою сторону.
Они уже достаточно давно жили вместе. Так произошло, что Алена просто переехала к нему в квартиру. Сначала какое-то время ночевала, затем осталась совсем. Володя так и не понял, как это произошло. Но присутствие Алены ему нравилось. Оно спасало от мучительного одиночества и от тревожных мыслей о будущем.
С ней было легко. Она не предъявляла особых претензий. Была забавной, правда, не очень умной. Володя спросил, хочет ли она вернуться на работу в газету, но Алена только посмеялась в ответ:
— Что я, дура, чтоб вариться в этом бедламе? Только психопаты могут работать в газетах!
Володю покоробили эти слова. Но очень скоро выяснилось, что Алена вообще не любит работать. Она любит полдня валяться в постели, просматривая газеты и журналы, а по вечерам ходить в театр-студию при театре Пролеткульта, где репетировала роль Марианны, лидера Французской революции. Сцена, где она носилась по всему залу с флагом революции, приводила Алену в телячий восторг. Она красила свои волосы стрептоцидом, и они становились пламенными, как самая ядовитая ржавчина, и рыжий цвет ее невероятных волос можно было заметить из любого конца зала. Володя ни минуты не сомневался в том, что из Алены получится очень напористая актриса. У нее был ярко выраженный пробивной талант.
Однако иногда в ней проскальзывало что-то общее с ее отвратительным братом. Может, страсть к накопительству, к старым вещам, которые Алена время от времени таскала в его квартиру, пока комната не стала напоминать склад, и Володя не пригрозил, что весь этот хлам вынесет на помойку. Это крестьянское накопительство проявлялось также в том, что, как и все жадные люди, Алена была скупа на чувства. Будучи и сам не очень страстным и эмоциональным человеком, Володя был готов с этим смириться.
Но в тот день поддержка Алены могла бы стать приятным дополнением. Однако поддержки он не получил. Из-за того, что он ее разбудил, Алена что-то злобно буркнула, и Володя ушел в темноту.
Он очень мечтал об обстановке редакции, о том, как он войдет в привычную атмосферу, полную стука пишущих машинок, сплетен и новостей. Однако первый рабочий день стал настолько тяжелым испытанием, что Сосновскому стало казаться, будто он
