Эта подставка удерживала распятие вертикально, не давая осесть или наклониться к стене под собственным весом. Таня почувствовала, как от ужаса капли ледяного пота стекают вдоль позвоночника, и тонкая сорочка прилипла к спине. Распятие выглядело настолько ужасающе, что кровь застывала в жилах.
— Не бойся, — знакомый голос словно прочитал ее мысли, произнес их вслух, — ты умрешь во искушение своих грехов. Грязное порождение этого бренного мира. Милость Божия вечна в юдоли скорби.
— Тебе незачем меня убивать, — сказала Таня, напрасно стараясь не показать охватившего ее ужаса.
— Ты умрешь вместе с плодом греха, что ты носишь в своем оскверненном чреве, — продолжал голос, словно не слыша ее, — во имя своих грехов. Чудовище утраченной веры, плодоносящее грехом, в то время, как мир стал бесплодным.
— Не подходи ко мне, — твердо произнесла Таня, когда из темноты выступила фигура Артема — вернее, сумасшедшего священника Алексея Зеленко, — ты служишь не Богу, а порождению тьмы. Свет ты отверг. Я — символ матери Бога, ношу ребенка в своем чреве как символ истинной для тебя веры! Разве ты еще не понял, для чего меня послали к тебе? Чтобы ты прозрел ради божественного младенца и снова даровал ему жизнь, ведь ты избранный!
Таня сама не понимала, что она несет. Слова из далеких богословских занятий в гимназии приходили на ум с трудом, и Таня жутко жалела, что в свое время не забивала голову всей этой схоластической белибердой. Она даже не знала элементарных слов молитвы!
Артем между тем остановился. На его лице появилась какая-то странная смесь недоумения и благоговения. Таня разглядела в его руках длинный нож. Ей захотелось визжать. К ее огромному удивлению, Артем бросил нож на землю.
— Что знаешь ты о божественном младенце? — строго спросил он.
— Божественный младенец воплотится в тебе, — сказала Таня наугад и зажмурилась от ужаса.
Глава 25
Наедине с убийцей. Смерть Сергея Ракитина. Свадьба Володи. Глаза отцаОстрая боль в животе заставила Таню раскрыть глаза. Похоже, слова ее действительно были бредом, потому что Артем, сидя на корточках, расставлял зажженные свечи у подножия деревянного креста. А возле самого креста Таня разглядела то, от чего ее волосы встали дыбом: там лежали молоток и гвозди.
— Ты будешь страдать, но не долго, — сказал Артем, не оборачиваясь к ней. — Разве ты до сих пор не поняла самого главного? Бог мертв. И я должен воскресить его, возродить к жизни заново, наполнив живой человеческой кровью из тех грешников, которых всю жизнь он спасал! Их кровь станет его новой кровью.
Таня абсолютно не понимала, какая дикая смесь верований переполнила его больной мозг. Возможно, его безумие усилилось, увеличилось от ужасов этой бесконечной и страшной войны, в которой действительно было невозможно помнить о Боге.
А может, темные бездны его сознания ужасали его самого, и собственную жажду крови и человеческой боли он пытался спрятать под глубинами верований в страдающего, распятого Бога? Таня не знала. В этом страшном человеке, сидящем на корточках у подножия креста, был ее приговор. Но она ни за что не могла смириться с этим приговором. Ноги ее были свободны, и Таня стала ползти назад, к стене, не понимая, зачем это делает. Движение помогало ей сохранить остатки разума.
— Все это чушь, — резко сказала она, пытаясь голосом заглушить шум от этих неловких движений, — ты убивал, чтобы найти сокровища Мишки Япончика. Никакого Бога в тебе нет.
— Так начинает говорить твоя темная бездна перед лицом очистительной смерти, — Артем кивнул, даже не поворачивая головы, — страдание искупит.
Руки Тани уткнулись в стену. Пальцами она нащупала на стене каменный выступ, небольшой край заостренного камня. И изо всех сил принялась тереть о него веревку.
Таня не надеялась ни на что, но это отчаяние давало ей надежду. Она била руками по стене, как рыба, выброшенная на берег, бьет хвостом, пытаясь избежать мук удушья. Какой же вспышкой вдруг стало ощущение, что веревка чуть сдвинулась с места! В этих жутких попытках Тане удалось ее ослабить. Она зашевелила пальцами, запястьями, превозмогая боль. Веревка стала сползать вниз.
Закончив зажигать свечи, Артем вдруг опустился на колени и затянул какой-то религиозный гимн. Его экстаз мешал ему смотреть, что делает Таня. Веревка ослабла и упала вниз... Таня шевельнула руками — они были свободны! Стараясь двигаться аккуратно, медленно, Таня сначала села. А затем, придерживаясь руками за стену, поднялась на ноги.
Теперь ей ясно было видно все вокруг. И, рассмотрев все, она едва не закричала от ужаса! Помещение было круглым, но ни одного входа, ни одной двери в нем не было. Вход был «обманкой», которую не мог разглядеть непосвященный человек. Все ее попытки к спасению были бессмысленны. Потому-то Артем и не стал крепко завязывать веревки на ее руках, а лишь слегка затянул их. Таня находилась в самой настоящей ловушке.
В животе запульсировала боль. Закусив губу, она медленно двинулась вдоль стены, ощупывая ладонями шершавые камни. Это действительно были камни, твердые и холодные, готовые стать ее могилой. Почему все должно было закончиться именно так? В разные моменты жизни смерть смотрела Тане в лицо. Иногда она чувствовала равнодушие, иногда — опустошение. Но никогда ее не преследовала столь бурлящая, отчаянная жажда жить!
Жизнь билась в ней вместе с маленьким существом, наполняя новым смыслом. Тане отчаянно хотелось жить. Если бы она не была беременна, она прокралась бы к кресту и схватила лежащий на земле молоток. А потом размозжила бы голову сумасшедшему подонку! Но двигалась она тяжело, а огромный живот придавал катастрофическую неповоротливость и неуклюжесть, милую в повседневной жизни и непреодолимую на пороге смерти.
Впрочем, это был ее единственный шанс, и Таня, оторвавшись от стены, осторожно пошла вперед, стараясь справиться с появившейся от страха одышкой. Ей оставалось буквально несколько шагов, когда Артем вдруг поднялся с колен и, улыбаясь, развернулся к ней, выставив правую руку перед собой.
— Я все ждал, когда
