Они сразу же стали о чём-то оживлённо разговаривать. Пассажиры, прибывшие на станцию, быстро покинули перрон. Только «мои дамы с кавалерами» остались на перроне. Я, чтобы не привлечь нечаянно их внимания, остановился возле газетного киоска и стал разглядывать через стекло газеты и журналы. К моему счастью, киоск ещё работал. Для видимости я купил шариковую ручку и небольшой блокнотик. «Мои дамы и кавалеры» почему-то не спешили покинуть перрон. Им было весело. Продолжали разговаривать, даже смеялись. Я долго не мог находиться возле киоска. Могли они заметить меня. А у самого в голове вертелась жгучая мысль, как бы увидеть лица этих мужчин. Неожиданно у меня возникла дикая идея. Я решился. Быстро отошёл от киоска и, держа в руке блокнот и ручку, прямиком направился к ним.
Проходя мимо них, я преднамеренно споткнулся и стал падать прямо на высокого мужчину. Мужчина подхватил меня, и я устоял на ногах. Я поблагодарил мужчину за помощь, вдобавок, извинился перед всей компанией и направился к дверям вокзала. Я зашёл в вокзал, подошёл к окну справа от дверей. В этот момент компания сдвинулась с места и направилась в сторону сквера, где находились торговые павильоны. Я быстро отошёл от окна и направился в зал ожидания. Благо, что два окна зала выходили на сквер. Стал следить. Перед моими глазами появилась компания. Она подошла к продуктовому ларьку. Купили, что-то съестное, несколько бутылок вина и пива. От ларька компания направилась к аллее, которая выходила к проезжей части дороги.
Я поспешно вышел из здания вокзала и направился к аллее. Благо, что аллея не освещалась. На расстоянии десяти-пятнадцати шагах, я плёлся за компанией. Дойдя до проезжей дороги, компания быстро перешла дорогу. Я побоялся сразу же за ними перейти дорогу, так как на этом участке улица освещалась. Пришлось немного задержаться. Когда я перешёл дорогу, компания скрылась из виду. Меня охватила тревога. Я почти бегом побежал. Когда добежал до того места, где, по моему предположению, скрылась компания, впереди стояла темень. Никого вокруг. Далее освещение не было. Я растерялся. Тут ещё проезжающие машины своим шумом мешали услышать голоса.
Я прошёл метров пятьдесят и остановился. Присмотрелся. Вижу, справа дома кончились. И улица пошла вниз. Я наугад быстро пошёл по ней. Неожиданно впереди себя, в метрах, примерно, двадцати услышал громкий смех женщин. Наконец-то, я свободно вздохнул. Нашлась компания. Эта улица оказалась полуулицей. Противоположной стороны у нее не было. Вместо улицы простиралась неглубокая балка. В балке росли деревья и кустарники. Я свернул с дороги и пошёл по склону балки. Если даже оглянулись мои преследуемые, они бы не заметили меня. Прошли метров двести, вдруг у одного частного двора громко залаяла собака. Слышно было, как собака, рыча, кидалась на забор, где остановилась компания. Кто-то постучал в калитку. После небольшой паузы в доме зажегся свет. По-видимому, хозяин дома спросил, кто? Мне не было слышно. Только слышал, как женский голос ответил: — Я, Полина!
Через некоторое время на веранде дома появился свет и открылась дверь. Хозяин — мужчина — что-то сказал собаке, и она перестала лаять. Калитка открылась и все зашли в дом. Да, нет, я немножко ошибся. Мне вначале показалось, что все четверо зашли во двор. Когда калитка закрылась, при свете, падающем из окна дома, появилась тень. Я пригляделся и заметил, что женщина, которая была с Полиной, пошла дальше.
Я постоял несколько минут и направился назад на вокзал. Вот таким путём я узнал, где живёт Полина Иванова. Теперь нужно установить, кто эти «кавалеры Полины» и кто хозяин дома.
* * *
Через день, как я побывал в Грушевске, в отдел приехали Макаров, Есауленко и Кикош. Увидев их, я сразу же пригласил к себе.
— Ну, что скажете мои помощники? Что нового? Какие новости?
Макаров, как старший, открыл папку свою. Порылся в бумагах и достал паспорт. Ничего не говоря, положил мне на стол, и только тогда послышался его голос:
— Паспорт Хариянова. Его нам отдала его сожительница. По её словам, Хариянов сидел в тюрьме. Сидел за кражу из магазина. Освободился из тюрьмы месяца три тому назад. После освобождения связался с пьянчушками. Пьёт. Не работает. На какие деньги пьёт, она не знает. Он и дома-то, как освободился, бывал не более десяти-пятнадцати дней. А последний месяц, можно сказать, вообще не появлялся. По сведениям, как нам удалось установить, на данный момент, его в Зверево нет. Скрылся. «Это и понятно!» — отметил про себя я.
Пока Макаров рассказывал, я открыл паспорт. «Вот те на!» — чуть не вскрикнул вслух, увидев фотографию. С паспорта на меня смотрел мужчина с рыжими волосами, встречавший Полину на перроне вокзала Грушевская. «Значит, фамилия этого мужчины Хариянов!» — подумал я, глядя на фотографию.
… Пришлось изрядно потрудиться, — услышал я сквозь туман голос Макарова, — пока узнали о нём…
— О ком это ты, Иван Григорьевич? — невпопад задал я вопрос Макарову, так как не слушал совсем его. Меня сейчас больше интересовали «кавалеры» Полины и сам хозяин дома.
— Как о ком? — недоумённо воскликнул Макаров, вытаращив на меня свои недовольные глаза. — Ты что, Рудольф Васильевич, меня совсем не слушаешь? Я, в течение получаса рассказываю, как мы с Есауленко ездили в колонию, где отбывал наказание Хариянов. Потеряли целых полтора суток, чтобы хоть что-то узнать о Хариянове… «Если этот рыжий кавалер Полины Хариянов, — снова у меня в голове полезли мысли, — то, ясное дело, что его кличка Хорь. Так называл его Иван Жавриков. Если этот Хариянов — Хорь, то второй кавалер Полины, высокий с черными волосами, должен быть никто не иной, как Капоня или Капоша. Так называл его по кличке Иван же Жавриков. Хорь и Капоня ходили продавать пуховый платок. Вот ещё один факт! Значит, что? Рыбак Иван Трифонович тоже говорил, что из трёх пассажиров, одного называли по кличке Капоша. Это уже тоже установленный факт! Но, не совсем. Остаётся третий?..»
— Вот
