Таким образом, католичество и вера в Бога стали частью фундамента моей жизни, и их я под сомнение не ставила. По крайней мере, всерьез. Да, были минуты, когда я пыталась спокойно осмыслить главное в жизни (Бог, мироздание, мое собственное существование), но, по большому счету, меня вполне удовлетворяло то, во что я верила, и то, что мне говорили люди, мнение которых было мне небезразлично. Однако я не размышляла о вере ежедневно. В моей жизни были периоды, когда церковь отходила на задний план, особенно когда я училась в университете, но она всегда была где-то рядом — источник уверенности в себе, к которому я могла припасть в трудную минуту, ища поддержку.
Возможно, из-за того, что у меня не было родных братьев и сестер, я всегда была очень близка с моими двоюродными сестрами и братьями, и у меня было немало друзей, многие из которых дороги мне и по сей день. Одна моя подруга, Линда, соседка по Хайтону, знает меня с самого рождения. Наши матери были подругами тогда и продолжают дружить сейчас. Надо сказать, что я была не только застенчивым, но еще и очень впечатлительным ребенком — не самые завидные качества, как оказалось, — но мне всегда нравилось находиться в компании, и я была не из тех детей, которые могут спокойно часами сидеть в одиночестве.
С Мишель и Ники мы дружим с начальной школы. Мишель я впервые встретила в Энфилде в школе Всех святых, и с первой же минуты мы стали неразлучны. В то время мои родители задумали съездить в Канаду в гости к тете Норе, сестре моего отца, которая туда эмигрировала, и я очень волновалась в предвкушении путешествия. Наверное, Мишель мне сразу понравилась, потому что при первой же встрече я спросила у нее, не хочет ли она поехать с нами. Разумеется, она согласилась и ужасно расстроилась, когда ее мама в тот же вечер пресекла это начинание. Мы с Мишель успешно сдали вступительные экзамены, и нас обеих приняли в Эвертон Велли (Нотр-Дам колледж). Туда же через год поступила ее сестра Линн, которая младше Мишель на десять месяцев. У них была большая католическая семья, и по вторникам вечером я ходила к ним в гости. Они бывали у нас по пятницам. Даже выходные мы редко проводили порознь. Я бывала и на вечеринках, которые футбольный клуб «Ливерпуль» устраивал на их улице (не забывайте, дело было в семидесятых), и это прекрасное свидетельство того, как сильно я любила Мишель, потому что все Хили были настоящими фанатами клуба «Бирмингем Сити».
Ники тоже училась в школе Всех святых. Она жила рядом со мной, поэтому мы продолжали дружить даже после того, как наши пути разошлись, когда я поступила в Эвертон Велли. Если вы спросите мою маму, какое самое яркое воспоминание о Ники той поры у нее осталось, она не задумываясь ответит: «Чипсы с луком». Когда Ники у нас ночевала, мы, бывало, устраивали полуночные объедаловки и прятали улики под кроватью. Ели мы, конечно же, не только чипсы с луком, но, очевидно, их запах до сих пор сохранился в памяти моей мамы с той невинной поры.
Ники всегда была беспечной, веселой и полной энергии. Она прекрасно пела и танцевала (потом она стала инструктором по фитнесу), и мы провели много вечеров вместе, выплясывая под диско-хиты семидесятых, наподобие «Yes Sir, I Can Boogie» группы «Баккара». Признаюсь, мне бы хотелось думать, что мы обе давали жару, но, боюсь, что это можно сказать только об одной из нас. Ах, Ник, она была такой милой! И сейчас остается такой же.
В школе я училась прилежно и всегда имела хорошие оценки. Думаю, от зачисления в разряд зубрил меня спасло лишь то, что я любила спорт. Какое-то время я даже была капитаном школьной сборной по нетболу, а летом играла в лапту. Решение посвятить себя медицине созрело у меня постепенно, после того как я сдала экзамены по программе средней школы первого уровня. Так что это не было мечтой всей жизни. Сначала я хотела стать гематологом и изобрести лекарство от лейкемии (понятия не имею, откуда у меня появилось это желание и как я вообще узнала, что такое гематология). Еще какое-то время я подумывала стать ветеринаром. Перед экзаменами в школе второго уровня я долго не могла выбрать, что сдавать: математику, экономику или французский, а потом, думая уже об университете, — чему посвятить себя: инженерному делу или медицине. Оба раза я могла избрать другой путь.
Конечно, я хотела иметь достойную работу и сделать карьеру, но каких-то особенных амбиций у меня никогда не было, за исключением одного: для всех, кто меня знал, не было секретом, что для меня главная цель в жизни — стать матерью, а еще лучше — многодетной матерью. Я точно была не из тех девушек, которые готовы на все ради карьеры, и жертвовать семейной жизнью и детьми я не собиралась. Кто-то сочтет, что это неразумно и неправильно, но большинство матерей, полагаю, меня поймут. Когда я окончила университет в Данди, напротив моего имени в студенческом университетском ежегоднике значилось: «Прогноз на будущее: математик, шестеро детей». Ни одно из этих предсказаний не исполнилось, но я была горда и безмерно счастлива, когда получила лучшую награду, о которой могла мечтать: троих прекрасных детей.
Университет в Данди может показаться довольно странным выбором для ливерпульской девушки, не имеющей шотландских корней, но тогда для выпускников английских школ считалось чуть ли не священной обязанностью выбирать университет как можно дальше от дома, и Данди появился на моем горизонте, когда мне его порекомендовала одна хорошая подруга, которая была знакома с кем-то, кто там учился. Я отправилась туда на разведку, и компания очень приветливых четверокурсников устроила мне экскурсию по университету. Помню, приехала я туда как раз в День Гая Фокса. Вечером все студенты шли на вечеринку и пригласили меня с собой. В течение следующих нескольких дней там происходило еще столько всего интересного, что я задержалась в Данди намного дольше, чем планировала. Мне было ужасно весело, да и студенты приняли меня очень тепло.
Итак, я остановила выбор на Данди. Студенческая жизнь, как и обещала, оказалась довольно насыщенной
