запрещали им забираться к нам на кровать. Приятно было ощущать их маленькие тела рядом, пусть даже в такой ранний час.

Во вторник, 11 сентября, в 8 утра мы провели «конференцию по телефону» с Майклом Капланом, Ангесом Макбрайдом и Жюстин. Было решено, что Жюстин и Ангес встретятся с редакторами ведущих изданий, и Ангес втолкует им, что не существует ни единого доказательства нашей причастности к исчезновению Мадлен.

Действия Ангеса и Жюстин не принесли результатов. Рассказы о собаках и крови, услышанные, как всегда, от анонимных «источников, близких к следственной группе», продолжали появляться в прессе, подкрепленные слухами о каком-то якобы найденном «клоке волос». Появлялись ошибочные сообщения о «стопроцентном совпадении» между образцами, взятыми из машины и ДНК Мадлен. Даже если бы это было правдой (а это не так), ДНК Мадлен могла попасть туда самым невинным образом, например с ее одежды, игрушек или других принадлежавших ей вещей.

Поскольку полного совпадения не было, мне самым вероятным (и наверняка более рациональным, чем предположение о том, что мертвое тело могло попасть туда через три недели после исчезновения) объяснением наличия некой ДНК в машине кажется то, что эта ДНК была моя, Джерри, Шона или Амели. Поскольку Мадлен, как и близнецы, унаследовала ДНК от Джерри и меня, структура ее ДНК сходна с нашей. Да только никому до этого, похоже, не было дела.

Однако, если судить по непрекращающемуся потоку трогательных писем, цветов и подарков, многие люди, по крайней мере, в Великобритании и Ирландии, смогли разглядеть истину сквозь стену лжи и домыслов. Для нас эти люди были источником силы и надежды. Благодаря им мы пережили самые тяжелые времена.

Не зная результатов заказанной судебной полицией экспертизы, мы были вынуждены провести собственное независимое исследование. Майкл и Ангес предложили нам провести весь комплекс исследований с «Рено Сценик», который мы оставили в Прайя-да-Луш у одного друга.

В тот же день Ангес вылетел в Лиссабон на встречу с Карлосом Пинто де Абреу, чтобы прояснить, каково с юридической точки зрения наше положение в Португалии. Тем временем к нам наведался Боб Смолл. Мы были ему рады, он славный человек. Боб всегда вел себя как настоящий профессионал, и тем не менее мы знали, что ему были небезразличны ни мы, ни Мадлен, ни правосудие. Многие думают, что этого можно ожидать от всех полицейских и людей, облеченных властью, но наш опыт свидетельствует об обратном. Боб был полон сочувствия к нам, однако же не мог ответить на некоторые наши вопросы («связан своим положением…» — говорил он), что нас, конечно, расстраивало.

«Как обидно! Интересно, когда запахнет жареным (хотя этим «жареным» и так уже несет со всех сторон), кто вытащит голову из песка и заступится за нас?»

Я занялась изучением подробного описания, сделанного в хронологическом порядке, всех наших действий с 3 мая, дня похищения Мадлен, по 7 сентября, когда нас объявили arguidos. Я записывала все это в своем дневнике, но в записях первых трех недель, до того, как я начала вести дневник, все еще оставались пробелы. Пришлось мне звонить всем друзьям и родственникам, которые бывали у нас в Прайя-да-Луш в тот период, и всем, с кем мы выходили тогда на связь, и расспрашивать их о том, что они помнят, чтобы услышать подтверждение достоверности собственных воспоминаний, уточнить даты и время и в результате заполнить пропуски. Было очень важно, чтобы мой отчет был максимально точным и полным.

В последующие три недели почти все время уходило на это. Раньше Джерри всегда посмеивался над моим педантизмом, дотошностью и склонностью к перфекционизму, но теперь он помалкивал! В конце концов я восстановила всю последовательность событий вплоть до мелочей. Мои дневники получились такими полными, что по ним можно установить, что мы делали и где находились в любой момент в течение этих четырех месяцев. Раз уж я это утверждаю, поверьте, справилась я получше Шерлока Холмса.

Хоть я и была очень довольна результатами своей работы, то, что мне пришлось этим заниматься, вызывало у меня печальную улыбку. С 4 мая практически каждый наш шаг, сделанный за пределами нашего номера в корпусе, принадлежащем кампании «Марк Уорнер», или виллы, транслировался по телевидению чуть ли не на весь мир. Как могли мы в таких условиях незаметно спрятать тело нашей дочери в такое место, которое никто не смог найти, а потом перевезти его (интересно, если этот тайник был таким надежным, зачем вообще нам это могло понадобиться?) на нашем «Рено Сценик» (взятом нами напрокат только 27 мая) и похоронить где-то, находясь под столь пристальным наблюдением, да так, что ни один репортер ничего подозрительного не заметил? Это просто противоречит здравому смыслу!

И тем не менее именно в этом нас подозревали. Трудно понять, как можно воспринимать подобную версию серьезно. Атмосфера секретности, в которой проводилось расследование, тоже добавила масла в огонь. Исходя из этого, люди вполне могли заключить, что у полиции есть доказательства, которые она приберегает до поры до времени. Но никаких доказательств у нее не было.

Неудивительно, что вечером, ложась в постель, я часто долго не могла заснуть из-за распиравшей меня изнутри злости.

«У Джерри были трудные дни, и сегодня утром он показался мне очень расстроенным. Он вообще почти всегда выглядит подавленным, но это неудивительно… Кто мог предположить, что наша жизнь превратится в такой кошмар? Чем мы заслужили это? Как это жестоко, бесчеловечно и несправедливо! Не знаю, как португальские полицейские могут спать по ночам.

Мадлен, никто здесь, особенно я и папа, не перестанет тебя искать. Мы сделаем все, чтобы найти тебя! Господи Боже, Дева Мария и святые ангелы, защитите ее до того дня! Люблю тебя, доченька. Целую крепко-крепко».

К этому времени Джерри уже решал следующую поставленную им перед собой задачу: он решил выяснить, какую на самом деле юридическую силу имеет информация о реакции собак, натренированных чуять запах крови и останков. Он обратился к нескольким специалистам, и через пару недель мы были весьма сведущи в этом вопросе. Вот что один американский адвокат сказал о степени достоверности и объективности этого метода:

«Главный вопрос относительно использования сигналов, поданных собакой, заключается в следующем: насколько точны такие сигналы? В нашем случае предположение о том, что в прошлом в данном конкретном месте находилось мертвое тело, основывается на 20–40 % вероятности того, что «сигнал», поданный собакой, верен. Другими словами, в отношении остаточного запаха в каждом из обследованных мест простое подбрасывание монетки дало бы больший процент уверенности, чем работа кинолога с собакой».

Штат Висконсин против Сапата, 2006 CF 1996 — дополнительное заявление обвиняемого.

Следует

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×