– Тебя как звать, парень?
– Анджело.
– Слушай, Анджело, ты водить умеешь?
– Ещё бы! – гордо выпятил грудь итальянец. – У нас с отцом свой грузовичок, мы на нём возим фрукты и овощи на рынок, где торгует моя мать.
– Тогда садись на моё место и отгони Бонанно этот лимузин. И вот тебе десятка баксов за услугу.
– Вы серьёзно, мистер? – поднял тот брови, невольно протягивая руку за деньгами.
– Серьёзней некуда.
На лице Анджело проявилось выражение неподдельной радости. Ну-ну, порадуйся, парень, некоторое время, пока люди Бонанно не заглянут в багажник. Хочется верить, что после этого ты останешься в живых.
– А почему вы сами не хотите это сделать? – На его лице промелькнула лёгкая тревога.
– Я слишком долго рыскал по Статен-Айленду и уже опаздываю на важную встречу, которая состоится, – я щёлкнул крышкой карманных часов, – ровно через сорок минут.
– A-а, понятно.
– А ты вызываешь у меня доверие. Тем более вряд ли кто рискнёт угнать машину самого Джозефа Бонанно.
– Это точно! – сверкнул белозубой улыбкой итальянец, нажимая педаль газа.
Проводив глазами удалявшийся «паккард», я поднял руку, останавливая первый встречный таксомотор.
– В Гринпойнт, – скомандовал я.
Пока обоснуюсь в ресторане, под боком у несчастного Андрея. Если итальяшки всё же нагрянут, со мной у него шансов выжить больше. Могут, кстати, и полицию натравить. Приедут с обыском, найдут в подвале замытые пятна крови… Поверят, что мясо разделывали? Анализ ДНК тут ещё не в ходу, можно отмазаться. Но полиция – совершенно фантастический вариант. Что им скажет Бонанно? Мол, моих людей покрошил какой-то Большой Иван? Для главаря одной из семей будет делом чести лично покарать обидчика. Иначе свои же просто перестанут уважать.
Ресторан работал как ни в чём не бывало, а Андрей к моему возвращению окончательно навёл порядок в подвале. Глянул на меня вопросительно.
– Машина у Бонанно, – сказал я. – Во сколько у тебя закрывается ресторан? В одиннадцать вечера? Закрой часов в девять, повесь на дверь табличку, что проводится санобработка. Ты уйдёшь домой, к своей молодой жене, а я останусь здесь, покараулю. Сторожа тоже гони, от твоего старика толку не много. Ключи от подвала оставь, кто знает, возможно, придётся удирать через чёрный ход. И дай чего-нибудь перекусить, а то с утра во рту ни крошки.
Андрей усадил меня в маленьком закутке для ВИП-персон, где мы только накануне сиживали с его отцом, и распорядился обслужить меня по высшему разряду. Молодой человек уже немного пришёл в себя, вновь стал похож на того делового ресторатора, каким я его увидел в первый раз.
Когда я перешёл к десерту в виде пирога с яблоками, снова появился Андрей:
– Ефим Николаевич, там отец звонит, не соизволите подняться в мой кабинет?
– Отчего же, соизволю, – поддержал я тональность диалога.
Чёрная эбонитовая трубка лежала на столе.
– Сорокин на проводе.
– А, здравствуйте, Ефим Николаевич! – услышал я возбуждённый голос Вержбовского. – Андрей не стал вдаваться в подробности произошедшего по телефону, лишь намекнул, что вы категорическим образом устранили четыре итальянские проблемы.
– Так и есть, самым категорическим, категоричнее некуда. Эти проблемы я отправил их хозяину с запиской, чтобы больше не пытался соваться к русским.
– Вот даже как, – крякнул подполковник. – А я, собственно, что звоню… Созвонился я с атаманом, сказал, что с ним хотел бы встретиться один русский, и он ответил, что готов принять гостей в любое удобное для нас время.
– Отлично, тогда, если всё будет нормально, через пару дней можно наведаться в их деревеньку.
– А что вы подразумеваете под словом «нормально»?
– Нормально – это если в течение двух дней к ресторану не приедут два десятка итальянских проблем с автоматическим оружием.
– Вот даже как!
– Не переживайте, я почему-то уверен, что этого не случится. Два дня подождем, а затем можете назначать встречу с казаками.
– А не влетит вам от вашего начальника, мистера… э-э-э… Лейбовица, что вы не ходите на работу?
– Вот уж чего я меньше всего опасаюсь, – усмехнулся я. – Впрочем, всё же ему позвоню, предупрежу, что несколько дней не смогу появиться в его лавке.
Джозеф Чарльз Бонанно не находил себе места. Гнев искал выхода, и Бонанно в сердцах швырнул об стену старинную вазу китайского фарфора, разлетевшуюся на множество красочных осколков. А ведь всего час назад он пребывал в прекрасном настроении! Тогда как раз подъехал его капореджиме[24] Эспозито Биньоли, рассказавший, что крупная партия наркотиков доставлена из Канады и находится на тайном складе в порту. За эту партию Бо-нанно отвалил почти два миллиона долларов, но надеялся с продажи зелья поиметь в десятки раз больше.
В превосходном настроении он пребывал, пока в кабинет не вошёл его консильери[25] и практикующий адвокат Джон Тартамелла. На лице Джона были написаны тревога и плохо скрываемый испуг. Бонанно сразу понял, что случилось неладное.
– Джо, тебе надо спуститься вниз, – произнёс тот на обычном в общении между собой итальянском. – Только ничего не спрашивай, сам всё увидишь.
Возле дома стоял «паккард», на котором уезжали решать дела с русским рестораном его капореджиме Джулио Пеларатти и трое «солдат». У открытого багажника стояло несколько человек, которые при появлении босса дружно отошли в сторону. Видок у всех был неважный.
Но ещё более неважный вид был у тех, кто находился в просторном багажнике. Например, Пеларатти, которого глава семьи знал почти двадцать лет, лежал с перерезанным горлом, и лицо его было белее бумаги. Не лучше выглядела и остальная троица. Бонанно сглотнул застрявший в горле ком, ему стоило огромных усилий не показать нахлынувшую вдруг слабость.
– Кто это сделал? – хрипло спросил он.
Вместо ответа, Джон протянул ему записку, найденную в багажнике.
По мере того, как Бонанно читал, лицо его наливалось краской. Закончив, он поднял тяжёлый взгляд на своего консильери.
– Джон, ты читал это?
– Нет, я увидел, что автор письма обращается к тебе, и не стал этого делать.
– Прочитай.
Дождавшись, когда консильери пробежит глазами текст, спросил:
– Это что, чья-то глупая шутка?
– Такими вещами не шутят, Джо. Понимаю, что у тебя творится на душе, но умоляю, не принимай скоропалительных решений. Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным, как говорил французский драматург Пьер Шодерло де Лакло.
– Всё умничаешь, Джон, – поморщился Бонанно. – Но в общем ты прав, спешить в таком деле не надо. А это кто? – Он кивнул на дрожавшего в страхе парня, которого придерживали под руки двое ребят из команды капореджиме Витторио Франко.
– Говорит, его зовут Анджело Перотти, я его как-то видел на рынке, там торгует его семья. Это он привёл машину сюда. Говорит, что его об этом попросил тот, кто сидел за рулём до него.
– Как он выглядел?
– Мужчина лет сорока, с чёрной повязкой на левом глазу, усатый.
