Но пока в моих ближайших планах стояло выяснение ситуации с топтунами. Впрочем, с этим пока пришлось повременить. Назревала официальная премьера моего режиссёрского фильма «Месть подаётся холодной», а поскольку практически всё действо картины проходит в Нью-Йорке, то и премьерный показ должен был состояться в этом мегаполисе. А именно – в помпезном кинотеатре Shore Theatre, впервые распахнувшем двери в 1925 году и представлявшем собой поистине роскошное зрелище. Это я знал пока с чужих слов, но вскоре мне предстояло лично убедиться в грандиозности кинотеатра.
– Фил, ваше присутствие на мероприятии, надеюсь, вопрос решённый? – поинтересовался по телефону Адам Миллер. – Тем более вам никуда лететь не надо, мы сами приедем к вам. И кстати, на премьере ожидаются большие люди. Наверняка они захотят с вами познакомиться лично.
Этими большими людьми оказались не кто-нибудь, а мэр Нью-Йорка Фьорелло Генри Ла Гуардия, окружной прокурор Томас Дьюи и – па-бам! – глава Федерального бюро расследований Джон Эдгар Гувер! Это не считая его заместителя Клайда Толсона, который скромно топтался рядом и тактично помалкивал.
Когда в компании Уорнера и ведущих актёров фильма меня представили почётным гостям в ВИП-зале Shore Theatre, я почувствовал лёгкий дискомфорт. Особенно в момент, когда на мне задержался пристальный взгляд Гувера.
– Вы, как я понял, по происхождению русский? – поинтересовался глава всемогущего ведомства, буравя меня испытующим взглядом.
Уж не его ли люди меня пасут? Он пялится на меня с таким видом, будто знает обо мне нечто такое, чего я и сам не знаю. Однако я хладнокровно повторил уже ставшую традиционной легенду, мелькавшую и в журнале «Тайм».
– А откуда вы так хорошо знаете историю криминального Нью-Йорка? – не унимался Гувер.
Пришлось сослаться на книгу всё того же Осбери Герберта, о которой мне так кстати в своё время напомнил Стейнвиц.
– Хотелось бы узнать, каковы ваши политические взгляды? Демократ, республиканец? А может, коммунист?
Хитрый лис, только и мы не пальцем деланные.
– Ненавижу слово «политика», поэтому ни в одной из партий я не состою. Куда больше меня интересуют деньги. Вот если бы в США появилась партия бизнесменов, я бы с удовольствием пополнил её ряды.
Я невольно вздохнул с облегчением, когда внимание Гувера переключилось на исполнительницу главной роли Джоан Фонтейн. А вскоре нас пригласили в зал, рассчитанный почти на две с половиной тысячи зрителей. Авторам фильма и почётным гостям выделили весь первый ряд. Я сидел чуть правее центра, между Уорнером и кругленьким, похожим на колобка мэром Нью-Йорка, от которого за версту несло чесночной колбасой. Гувер и Толсон расположились в центре. Позади нас – менее представительные персоны, включая потенциальных прокатчиков картины и кинокритиков с журналистами, а начиная с третьего ряда сидели обычные зрители. Охрана была, но без нужды себя не афишировала. Лишь только когда какой-то неадекватный гражданин пытался пробиться к директору ФБР с криком «Мистер Гувер, у меня для вас есть важная информация!», появившиеся откуда-то двое крепышей быстро его скрутили и вывели через боковой коридор.
Фильм шёл два с половиной часа. Зал в едином порыве охал, ахал, а в один из особо напряжённых моментов Ла Гуардия вцепился своими толстенькими пальцами в моё запястье. Я не стал вырываться, благо мэр отпустил мою руку через полминуты, когда эпизод закончился. Да ещё и шепнул, дохнув на меня чесноком:
– Мистер Бёрд, простите меня за такую реакцию, не сдержался.
– Ничего, ничего, – тоже шепнул я в ответ, – меня ваша реакция даже порадовала. Значит, фильм цепляет за живое.
С системой Dolby звуковые эффекты были бы ещё мощнее, а снимай я кино в стерео, и вовсе все ахнули бы, но и без того публика находилась под впечатлением. Как только в зале зажёгся свет, экран закрыл большой синий занавес, а на сцену выскочил какой-то суетливый товарищ, объявивший, что у зрителей есть возможность поприветствовать создателей фильма, и пригласивший подняться на сцену съёмочную группу, что мы и сделали не без удовольствия под рукоплескания публики. Тут же откуда ни возьмись появились фоторепортёры со слепящими магниевыми вспышками системы флэш-ган. Мы раскланивались пару минут, Джоан даже удостоилась букета от какого-то молодого поклонника.
Когда вернулись в ВИП-зал, глава ФБР решил высказать своё мнение относительно увиденного:
– Что ж, леди и джентльмены, вы сумели меня удивить. Фильмов подобного уровня мне раньше смотреть не доводилось. Только не многовато ли крови и насилия?
Мы эту эскападу проглотили с вежливыми улыбками. Спорить с человеком, имеющим за плечами такую репутацию, было бы себе дороже. Хотя у меня и возникло желание въехать ему промеж глаз, учитывая мои знания о том, как эта гнида будет гадить на СССР в будущем. Однако рано, рано пока переходить к столь решительным действиям. Но я не терял надежды, что со временем каким-нибудь чудом мне представится подобная возможность.
Из кинотеатра мы поехали в ресторан «Дельмонико» на банкет, организованный Уорнером. Гувер со своим замом и Дьюи вежливо отказались, сославшись на какие-то неотложные дела, а вот глава города решил составить нам компанию. В общем-то это был довольно обаятельный толстячок, на вид немного простоватый, но лишь на вид, потому что простаки такие должности не занимают. Неплохо бы с ним скорешиться, думал я, такие люди на дороге не валяются, может, когда-нибудь и пригодится. Поэтому во время банкета я старался как можно чаще улыбаться Ла Гуардия, развлекая его байками со съёмочной площадки и подталкивая к более близкому знакомству с Фонтейн, раз уж он, похоже, положил на неё глаз.
Когда посиделки перевалили экватор, на небольшой сцене, где до этого какую-то лёгкую джазовую композицию наигрывал на фортепиано одинокий тапёр, появился целый негритянский бэнд.
– Это мой небольшой подарок съёмочной группе нашего фильма, – объявил Уорнер, не вставая с места.
Лицо солиста-трубача показалось мне знакомым, особенно когда он белозубо улыбнулся от уха до уха. Когда же он запел своим неподражаемым хриплым баритоном, я понял, что передо мною не кто иной, как легендарный Луи Армстронг! Разве что пока ещё вряд ли такой легендарный, каким он стал в послевоенные годы, хотя на вид ему было уже где-то под сорок.
Понятно, что моё внимание сосредоточилось на исполнителе. Выступление бэнда длилось минут сорок, после чего музыканты исчезли за кулисами. Ла Гуардия, отвлёкшись от ухаживаний за Фонтейн, повернулся ко мне:
– Между прочим, мистер Армстронг – мой хороший друг. Не хотите с ним познакомиться поближе?
За кулисы мы отправились втроём: мэр, я и Джоан. Музыканты упаковывали инструменты, но наше появление отвлекло их от этого занятия.
– Луи, старина, давненько я тебя не видел, – обнялся с товарищем Ла Гуардия и потом поприветствовал остальных. – Хорошо отыграли ребята! Знакомьтесь, это Джоан
