– Я… жил там… годы.
– Жил. И жил бы еще дольше, если бы не пришла Белинда, верно? А сейчас послушай меня очень внимательно Уоррен. Очень внимательно. И ответь честно: ты до сих пор готов пожертвовать ради нее жизнью? Ее жизнь в обмен на твою, согласен?
– Согласен, – Бойд не раздумывал ни секунды. Он был готов умереть за нее там, он умрет за нее здесь. Где угодно. Чтобы она жила…
И почему-то ему вдруг вспомнилось ее лицо, ее родные теплые губы, темные глаза – иногда очень печальные, иногда со смешинкой на дне. Она сказала: «Я тебя не оставлю…» – и не оставила.
А он не оставит ее теперь.
– Я готов, Дрейк.
Пауза. Внимательный взгляд серо-голубых глаз мужчины-змеи, мужчины-питона – человека, наделенного великой властью.
– Но… ты позволишь нам попрощаться?
И тут же подумал – может, не стоит? Пусть Белинда помнит этот мир уже без него, без Бойда. Чтобы не с чем было сравнивать.
– Вот и все, – раздались тихие слова.
– Позволишь?
Уоррен все еще пребывал на своей волне.
– Все, Бойд. Ты свободен. Крестов больше нет, – и усталый взгляд. – Знал бы ты, чего ты мне стоил. Я с тобой, если честно, упарился.
– Лин будет жить?
– И ты будешь жить! – разозлился Начальник. – Я же сказал: свободен! Крестов нет. Твоя Лин лежит в палате номер тридцать два. Комиссионная больница – тебя проводят.
* * *(idenline – Terrestrial gravitation)
Пока снимали наручники, он тер влажные веки пальцами. Никак не мог поверить, что находится во внешнем мире, что получил статус «свободен», что больше не должен куда-то бежать, сражаться, чувствовать себя изгоем. После шел за чужой спиной в серебристой форме – не смотрел, куда. Переживал о том, что не помыт, не одет, но тут же наплевал на приличия – она любила его в Лесу, грязным…
Коснувшись двери палаты, почему-то застыл, испугался, что все это шутка, очередное издевательство, чтобы причинить ему боль, что сейчас комната окажется пуста. На кровати никого, а сзади едкий голос Дрейка: «Ой, прости, ошибся, умерла она…»
А после новая тюрьма, где он сведет счеты с жизнью при первой же возможности, потому что уже не захочет сражаться один и ради себя. Ради себя ему уже ничего не нужно.
– Входите, – его легонько подтолкнули сзади. – Она пришла в себя.
И тогда Уоррен робко, как пацан, который боится ступить в свой самый большой кошмар, приоткрыл дверь.
Сначала увидел ее руку – чистую, розовую… Затем плечо, лицо, глаза.
И вместо кошмара нырнул туда, куда не надеялся попасть, – в мечту.
* * *– Я же еще и «мудак»…, – бухтел Дрейк, подписывая бумаги о выплате Бойду причитающихся за проведенное в Лесу время средств. – Я мог отправить ее с Уровней домой, и тогда бы ты отправился вслед за ней, чтобы жить в незнакомом мире с женщиной, у которой даже не осталось о тебе воспоминаний. Змея, надо же… Нашел змею.
* * *(Secret Garden – Song For A New Beginning)
– Тебя отпустили, скажи? Тебя отпустили?
– Да…
– Не верю, не слышу… Скажи еще раз?
– Да!
– Как здорово, Уоррен!
– Ты умерла там, у меня на руках… – он прижимал ее к себе так крепко, как мог, и вновь тер пальцами свои повлажневшие веки. Понял, что до смерти боялся того, что уже никогда не почувствует ее тело теплым. – Они успели, из Комиссии… Они тебя спасли.
– Тс-с-с-с, все уже позади.
– А я… Я так боялся…
Она гладила его небритый подбородок, щеки, целовала потрескавшиеся губы.
– Теперь же все хорошо? Они уже сказали – тебе можно идти?
Он кивнул так, будто не верил в это сам.
А она смеялась, и Бойд вдруг понял, что никогда раньше не слышал ее смех – такой чистый, такой счастливый.
– Я же говорила: мы уйдем вместе! Видишь?! Все получилось! Всего-то – ножик воткнуть в экран…
– Сумасшедшая…
«И не в экране», – мог бы добавить он, но не стал этого пояснять. В любви – как в сказке. В том, что она вернула его к жизни, что сделала его снова живым, что разбудила в нем теплое, и он, сам того не зная, совершил то, что должен был.
Вслух спросил другое:
– Ты как себя чувствуешь?
Солнечный день, за окном ранняя зима.
– Нормально. Но у меня даже нет одежды, – прикусила губу. – И денег.
В этот момент дверь палаты распахнулась – на пороге возник невысокий человек с неприметным, но волевым лицом, чуть изогнутым носом, острым подбородком. Как всегда в пресловутой форме с белыми полосками.
– Бойд? – мужчина на пороге помахал кредитными картами. – Тут твоя и твоей подруги. Белинде Гейл платили по ставке наемника, а тебе помесячно переводили, как действующему члену отряда специального назначения. В общем, круглая сумма у тебя поднакопилась.
Карты перешли из одних рук в другие.
– Кто это? – зашептала Лин, когда представитель Комиссии ушел.
– Дрейк.
– Тот самый Дрейк?!
– Угу.
Она поразилась тому, какой он… обычный. Обычный и не совсем.
– Такой… простой. На первый взгляд.
Уоррен хмыкнул.
– Только на первый.
И подумал о том, что Начальник в его жизни, оказывается, сыграл большую роль. И что это еще предстоит обдумать и заново осознать. Возможно, осознать не единожды.
Лин зашуршала простыней.
– Эй, мистер, забирай меня уже отсюда.
Бойд улыбнулся – все еще напряженно, с привычным разуму беспокойством.
Сколько еще всего предстоит выяснить – куда ехать? Как заказать такси? Где найти сослуживцев, чтобы оставить свои координаты? Да и какие координаты…
– Мы выписываемся или нет?
– Выписываемся.
И он не удержался – обнял ее так крепко, что едва не придушил. Держал долго, не мог отпустить. А после тихо спросил:
– Думаешь, приживемся мы в этом мире?
– Вдвоем? – ответили ему тоже шепотом. – Вдвоем мы приживемся где угодно, даже у черта на рогах.
И он понял, что улыбается на этот раз расслабленно.
* * *Вечер.
В жизни всегда есть только один момент – настоящий. И ты либо переживаешь его – каждую эмоцию, каждый полутон, каждый оттенок, не пытаясь сознанием сбежать в момент иной, либо не живешь. Спишь наяву. Есть твое тело, есть движения, речь и мыслительные шаблоны, но тебя самого нет…
Лин текущий момент переживала.
Впитывала в себя полумрак дорогого номера отеля, слушала псевдотишину – чей-то разговор в конце коридора, шаги, смех. Слушала, как беспокойно дышит во сне Бойд – он выключился сразу, едва его голова коснулась подушки.
Лин понимала. Годы драки, страха, вечного беспокойство, и тут впервые тишина и мир на сердце – он расслабился. Все же во сне ее любимый вздрагивал, иногда стонал.
А она вспоминала их первый вечер в Нордейле – недолгую прогулку по городу, визит к банкомату, от которого Уоррен отошел с удивленными глазами и фразой «я же богат…». Оказалось, что за проведенные в Лесу месяцы ему платили не просто, как солдату из отряда спецназначения, но солдату в максимально тяжелых боевых условиях…
Белинда не спрашивала сумму – ей хватило его растерянного счастья.
А после ресторан. В котором он ел и не мог наестся – точнее, наелся сразу,
