– Насколько мне известно, господин майор, имперские вооружённые силы не располагают такими устройствами…
– Ладно, не умничай, Ксенох, – проворчал майор. – Какие предпринял меры?
Поручик рассказал, какие меры он предпринял, и, получив одобрение начальства, с облегчением отключил связь.
«Тупой, невежественный солдафон», – подумал он с ненавистью, снова доставая пачку.
Подошёл сержант, с благодарностью принял предложенный командиром курительный цилиндрик и, почтительно пуская дым в сторону, встал чуть поодаль.
– Как полагаешь, Оззи, к обеду управимся? – спросил поручик.
– Должны управиться, господин поручик, – степенно ответил сержант. – Ребят я послал шустрых. Обернутся, самое большее, часа через два.
Поручик взглянул на часы.
– Сейчас уже половина десятого, – сказал он. – Если даже твои шустряки успеют до двенадцати, то на погрузку у нас останется не больше часа.
Сержант хотел было заверить его, что всё будет сделано в лучшем виде, как из-за ближайшей пальмы вывернул запыхавшийся солдат-первогодок. Каска у него сидела на ушах, автомат болтался на шее, комбинезон заляпан грязью до колен, а на физиономии тревога пополам с восторгом.
– Разрешите обратиться, господин поручик!
– Обращайтесь, рядовой.
– Обнаружен человек. Отсюда метров триста будет…
– Труп? – выдохнул Оззи.
– Никак нет, господин поручик, – ответил солдат, косясь на сержанта. – Живой. Только сильно раненный.
– Веди, – велел поручик.
Кто-то из солдат догадался расстелить плащ-палатку и переложить на неё «найдёныша» – рослого, крепкого сложения человека в чёрном комбинезоне в обтяжку, вероятнее всего, пилота яйцеобразного аппарата. Санинструктор, стоя возле него на коленях, промывал и перевязывал две глубокие раны на правой ноге. Пилот был без сознания. Ксенох наклонился над ним, вглядываясь в лицо.
– Не наш это, – проговорил сержант. – Скорее с материка.
– С чего ты взял? – спросил поручик.
– Что я, материковых не видел, – буркнул сержант. – Рожи у них длинные, а глаза круглые, как у цзеху, тьфу-тьфу…
«Шпион, значит, – подумал Ксенох. – Отлично. Нашивки у меня в кармане…»
– Слушай мою команду, сержант! – сказал нарочито официально. – Пленного немедленно доставить в расположение. Сдать в Первый отдел под расписку. Бегом!
– Есть, господин поручик! – рявкнул сержант. – Чего стоите, трупоеды! – заорал он на солдат. – Берите этого и бегом марш!
Четверо солдат схватили плащ-палатку, отпихнув санинструктора, который так и не успел закончить перевязку. Проводив взглядом «группу доставки», санинструктор прокашлялся и сказал:
– Разрешите обратиться, господин поручик.
– Разрешаю.
– Десять лет служу, господин поручик, – произнес санинструктор не слишком уверенно. – Всяких ран повидал, а такого ни разу…
– Ну и что в них особенного в этих ранах? – Ксенох с трудом подавил зевоту.
– Выглядят они так, будто прыгун рвал этого парня декады полторы назад, а не только что… Мутант, надо полагать, господин поручик.
«Может, и мутант, – подумал поручик, доставая очередной цилиндрик. – В контрразведке разберутся… Пожалуй, об этом мутанте можно сообщить Снарку. Такая диковина могла бы его заинтересовать… И может, тогда он сделает, что обещал? Сколько можно ждать…»
Ксенох смял так и не раскуренный цилиндрик, с тоской посмотрел на низкое, плотное небо. В этот момент поручик искренне верил, что шифровальщик штаба группы флотов «Ц», а главное – Посвященный Нижнего Круга Ордена Незримого Зрака, – которому он, простой офицер, оказал столько услуг, и впрямь выполнит своё обещание. Больше всего на свете поручик Ксенох мечтал не о капитанских нашивках, а о том чтобы перебраться во Внутренний Круг Империи.
С 22:50 до 23:30
Младший дознаватель Сурлан по прозвищу Упырь вытер жилистые волосатые руки испятнанным вафельным полотенцем и швырнул его в мусорное ведро, переполненное бурыми заскорузлыми тряпками.
– Запирался, сволочь, – сказал он офицеру-шифровальщику, что стоял поодаль и без всякого любопытства разглядывал обнаженное, подвешенное за ноги тело. Там, где полагалось находиться лицу, у допрашиваемого было бесформенное красно-чёрное вздутие. – Но в конце концов я его разговорил, – продолжал Упырь, выуживая из протянутой шифровальщиком пачки жёлтый курительный цилиндрик. – Благодарю, Снарк… Так вот, он заговорил, только не по-нашему. Я уже звякнул в штаб, чтобы прислали переводчика, да что-то они там не чешутся… Ты вроде знаешь материковые, задай ему пару вопросов. Пусть назовет настоящее имя и звание, пока не окочурился. Хотя бы. – Упырь покосился на золотой Незримый Зрак на колпаке, который аккуратист Снарк бережно водрузил на специальную стойку в углу камеры для допросов. – А то увлёкся я малость, а теперь, чую, из-за этой упрямой твари мне до «старшо́го» ещё пятилетку тарахтеть…
– Попробую, – откликнулся Снарк. – Но с тебя причитается!
– За мной не заржавеет, – обрадовался Упырь. – Бутыль благородного пойдёт?
Шифровальщик кивнул, приблизился к допрашиваемому, похожему больше на ободранную свиную тушу, и, заложив руки за спину, рявкнул по-хонтийски:
– Имя?! Звание?! Отвечай, свинья!
В кровавом месиве разверзлась черная беззубая щель и выдохнула:
– Куфт Лоффенфельт…
– Повтори! – потребовал Снарк, переходя на немецкий.
– Куфт… Лоффенфельт, – прошепелявил допрашиваемый.
– Что он говорит? – спросил Упырь, подходя поближе.
– Морской дьявол его разберёт, – поморщился шифровальщик. – Какой-то диалект хонтийского… А ты ему ещё все перла повышибал…
– Повыдёргивал, – поправил его Упырь. – По одному… Хотя куда мне до нашего полкового цирюльника, вот кого надо бы в контрразведку, форменный палач… Ты спроси его ещё, Снарк, спроси, пока он ласты не склеил. Потрудись, брат-боец, я в долгу не останусь!
– Слышал? – спросил Снарк у Лоффенфельда.
– Та…
– Где бот?
– У них…
– Я тебя вытащу.
– Нет смысла… Погифнем офа.
Пронзительно заверещал аппарат на столе Упыря. Тот схватил трубку.
– Да. Слушаю, господин полковник! Так точно, у меня! Есть – бегом! Вот же дьявол, Кровосос тут одно дело требует, – пояснил он, одновременно отпирая сейф. После чего принялся лихорадочно перебирать папки. – Да где же оно, как к Подземным провалилось! А! Нашёл! Так что там эта тварь бормочет?
– Потерпи, Упырь, сейчас разберусь, – ответил шифровальщик. – А лучше дай мне карандаш и бумагу какую-нибудь. Эта материковая свинья, похоже, кое-что знает. Кстати, ты бы ему «антишок» вколол, как бы не загнулся прежде времени.
– Давай-давай, брат-боец! Вытряхнем из него, что успеем! – Младший дознаватель с радостью кинулся к своему столику. Загремел инструментами. – А, дьявол, Кровосос меня уроет. Я пулей, туда-назад. Ты сам вколи, ладно? За мной же не заржавеет! Поищи здесь стерилизатор, только шприц с красным, а не с зелёным. «Правдолом» – это совсем на крайняк, он его сейчас быстро ухлопает…
– Сделаю, – отозвался Снарк. – Давай беги, начальство ждать не любит.
– Я – пулей.
Упырь убежал.
Шифровальщик подошёл к столу, нашёл металлическую коробку стерилизатора, вынул шприц.
– Пефетай Кафлу-Лютфику… – проговорил Лоффенфельд. – Тфи шестёфки. Пофтофи!
– Передать Карлу-Людвигу три шестёрки. На какой номер?
– Тфиста семьтесят – семьсот софок – тфи нуля – Уфал-Сефеф. Пофтофи!
Снарк повторил.
– Хофошо…
– Что это означает – три шестёрки? – спросил Снарк.
Лоффенфельд покачал головой.
– Не скажешь?
Лоффенфельд снова покачал головой.
– Потерпи, сейчас полегчает, – произнёс шифровальщик, делая ему укол в предплечье.
Он отступил назад и посмотрел на наручные часы…
– Ну как, раскололась эта свинья? – спросил вернувшийся Упырь.
– Да, записывай, – сказал Снарк. – Три, семь, ноль, ноль, семь…
– Что за дерьмо?
– Шифр, – ответил Снарк. – Записывай! Семь, ноль, ноль, ноль, четыре, ноль, ноль, ноль. Записал?
– Ну… А имя, звание?
– Сейчас спрошу.
Снарк взял Лоффенфельда за распухший подбородок.
– Можешь говорить? – спросил он, вновь переходя
