жизни. Ближе к вечеру, начали выводить по два человека и отводить в душевую. Давали пару минут обмыться и потом уже строили в коридоре лицом к стене, ожидать пока соберётся несколько человек и давали команду «руки за спину». При этом у каждого из арестантов была сумка с личными вещами, от усталости после длительных стояний и бессонницы, держать за спиной сумку было не легко и не удобно. Голову поднимать и разговаривать было нельзя. Перед тем, как отправится по бесконечным коридорам, конвоир предупреждал – «Голову не поднимать, не разговаривать, в переходах держаться левой стороны, проволоку вдоль стены руками не трогать». Они были действительно бесконечными, эти переходы или ходы. Проложены таким образом, чтобы все передвижения осужденных были исключительно под землей. Поговаривали, сделано специально, что бы арестанты не могли определить местонахождение и тем самым снизить даже возможность самой мысли о побеге из тюрьмы№8. Передвижения заключенных по подземным переходам, с опущенными головами и с «кешарами» за спиной, напоминало шествие в преисподнюю вычеркнутых из жизни людей. Чем глубже спускались, тем сильнее охватывали чувства безысходности, страха и обреченности. Перед входом в эти лабиринты, была кованная из железа, массивная дверь. Отпирал ее конвойный длинным ключом, висевшем у него в связке на поясе. Когда все спускались, дверь запиралась с наружи. Та сторона двери, что обращена во внутрь перехода не имела никаких отверстий для ключей и плотно прилегала к дверному проему. Оказавшись в подземном переходе, чувствовалась сырость и запах земли. Шириной приблизительно в два, высотой в два с половиной метра, туннель постепенно спускался в низ. Пол земляной и утоптан так, что не слышно шагов по нему. Под потолком тянулись лампы, а с права вдоль стены, тоже из земли, натянута проволока. Про нее говорили, что это на случай не предвиденных обстоятельств, нападения на конвоира или бунта, для вызова тюремного спецназа, который дежурил в тюрьме постоянно. Поговаривали, что как-то один любопытный зек схватился за эту проволоку, тут же потух свет в подземном переходе и через несколько секунд ворвался спецназ. Били резиновыми дубинками всех без разбору и конвоиров тоже. Переходы были очень длинными, иногда плавно поднимались вверх, к развилкам, что-то вроде перекрестка, там были снова двери, проходили через них и снова попадали в длинные переходы, плавно уходящие в глубь, под землю. За одной из дверей, начинался лестничный пролет ведущий вверх и через несколько проходов по бетонным ступеням начинал поступать дневной свет, это единственное, что хотелось увидеть после подземных туннелей. После тишины подземелья, особо воспринимались звуки тюрьмы. Грохот железных дверей, окрики конвойных. Лестничные пролеты выводят к железным дверям, за которыми начинаются длинные коридоры, по одной стороне которых расположены камеры. Перед тем как отправить арестантов по камерам, их выстраивают лицом к стене, руки за спиной, так стоят пока конвойный выкрикивает фамилию и номер камеры, второй конвойный отпирает тяжелую железную дверь и пропустив туда заключенного, тут же ее запирает. Перед открытием камеры, он дважды стучит дубинкой в дверь, это сигнал, чтобы все находящиеся внутри, поднялись с нар и построились, караульный должен видеть в глазок, что все в наличии, никто не спрятался за дверью и не готовиться напасть на него или вырваться из камеры на продол. Только после этого он отпирает железную дверь и пропускает во внутрь нового постояльца. Первое что, видит новенький это взгляды своих новых сокамерников, выстроившихся в ряд и словно приветствующих его. Как только захлопывается дверь за спиной вошедшего, наступает оживление, и все возвращаются к своим делам, если можно, так сказать. В тюрьме не так как в СИЗО, никто не спешит лезть с расспросами или вопросами. Времени будет еще достаточно, чтобы расспросить новенького откуда он родом и узнать кто он по жизни. Обычно в камере есть кто-то кто в силу жизненных обстоятельств или опыта, пользуется авторитетом среди сокамерников. В тюрьме нет связи с соседними камерами и нельзя никак узнать кто заправляет здесь тюремным «движем», кто назначен смотрящим и к кому можно обратиться за разъяснением как поступать в случае нерешаемого конфликта или выявления среди зеков осужденного со низким статусом, петуха или стукача, или еще не понятно кого, вызывающего среди арестантов подозрение и беспокойство. Поэтому в камерах тюрьмы №8, можно сказать – «братский ход», все могут иметь свое мнение, которое учитывается сокамерниками. Но больше всего прислушиваются к тому, кто уже имеет опыт отсидок или по характеру более жесткий и мнение такого будет решающим при принятии важных решений внутри камеры. Вокруг такого, формируется небольшая группа зеков, которые дают ему возможность ощутить себя главарем. Обычно это арестанты с более слабым характером, но не менее дерзкие, нуждаются в управлении, чтобы перекладывать часть ответственности на временного лидера, уступая ему в подчинении, словно выдают вексель над своей судьбой, стараясь услужить и доказать свою преданность, путем унижения или давления на остальных сокамерников, не входящих в их круг. Иногда это выглядит не очень явно., например, через шутки или сарказм. Создавая такую группу, они помогают себе выжить в этих жестких условиях длительного обитания в замкнутом пространстве помещения камеры. И если в СИЗО, лидером такой группы зачастую бывает «подсадная утка», назначенная опером, то в тюрьме обычно такие группы формируются естественным путем, случайно оказавшихся в одной камере арестантов. Как правило они формируются или на основании землячества или дерзости и твердости характера кого-то из зеков.
Оглядевшись по сторонам, новенький обычно спрашивает, обращаясь как бы ко всем присутствующим:
– Здорово, мужики, куда можно кинуть баулы?
– Вон свободная нара, бросай туда, – раздается ответ из угла камеры,
– Ты сам откуда?
Положив вещи, новенький ответил,
– Гомельский, с ветки (район в Гомеле). По 139 дали десять лет.
– Так ты соскочил, оживает кто-то из постояльцев,
– Вон Васе пятнашку выкатили, – кивнул он в сторону мужичка тихо примостившегося на лавке за общаком и делавшего вид, что читает газету.
– Может чайку заварим? – спросил новенький, доставая из сумки целлофановый пакет с чаем. Это несколько разряжало обстановку. Начиналась суета, кто-то набирал в кружку воду, кто-то стучал в дверь и просил «продольного», (так арестанты называли контролеров дежуривших на продоле), дать в камеру кипятильник. Коля, достал пакет с конфетами, после шмона их развернули и без обертки бросили в полиэтиленовый пакет, отчего они все слиплись и превратились в сплошную массу. Конфета к чаю – это роскошь, и ничего, что эту массу трудно назвать конфетами, пойдет с чифом отлично. Все, кто есть в камере рассаживаются за «общаком», стол достаточно длинный, что бы за ним сразу разместилось человек десять, с лавками по обе стороны.
Вы читаете Тюрьма №8
