И товарищ Сталин, неожиданно для меня лукаво улыбнулся и опять почему-то переглянулся с Тамбовцевым.
Я задумался. Предложение было весьма заманчивое. Фактически мне придется заново строить укрепления на «диком бреге» при почти полном отсутствии необходимой материальной базы. С другой стороны, там я буду строить сам, а не перестраивать. А вот это – совсем хорошо: мне давно уже хотелось создать что-то свое, используя при этом свои замыслы и проекты. А насчет береговой артиллерии…
Товарищ Тамбовцев, словно прочитав мои мысли, сказал,
– Дмитрий Михайлович, в Мурманске уже построены береговые батареи и ведется работа по возведению новых. Этим делом занимается адмирал Кетлинский – герой сражения с британской эскадрой. Он поможет вам как классный артиллерист. Ваша же задача связать воедино береговые батареи и укрепления на сухопутье, чтобы получилась настоящая крепость, способная дать достойный отпор врагу как на суше, так и на море.
А вот на Груманте вам придется начинать все с нуля. Но мы поможем вам, подберем вам хорошего заместителя по морской части. Кроме того, мы попросили бы вас составить список толковых военных инженеров, которые войдут в вашу команду и будут помогать вам в вашей работе. Думаю, что и им будет интересно поучаствовать в строительстве базы нового флота России, который со временем – я надеюсь на это – станет самым сильным и мощным флотом в стране. К тому же ваша новая должность – генеральская, и это звание будет вам незамедлительно присвоено, как только вы прибудете на место вашей новой службы.
Я понял, что после всего сказанного я уже не смогу дать отрицательный ответ председателю Совнаркома. И даже не потому, что мне авансом пообещали генеральские погоны. В конце концов, я не за чины и должности служу России, хотя, как военному человеку, мне все это было совсем небезразлично. Больше всего меня радовала возможность самостоятельного творчества, когда проект будущей крепости будет не спущен мне сверху, а я сам воплощу в жизнь то, над чем я думал и размышлял над чертежами и расчетами.
– Товарищ Сталин, я согласен, – как мне показалось, мой голос прозвучал решительно и громко, – когда мне можно будет отбыть к месту службы?
– Погодите, Дмитрий Михайлович, не спешите, – ответил мне Сталин. – Вам понадобится еще какое-то время для того, чтобы согласовать некоторые вопросы с товарищами из наркомата по военным и морским делам. Да и личные дела вам тоже надо устроить. Ведь первое время вам, скорее всего, придется пожить одному, пока вам не предоставят жилье, в котором вы сможете жить со своей супругой.
– Ну, насчет моей жены вы можете не беспокоиться, – улыбнулся я, – мы с ней познакомились в окопах под Перемышлем, и она меня вынесла на себе раненого под огнем неприятеля. Так что мы готовы жить с ней где угодно, лишь бы быть вместе.
– Вот и отлично, – кивнул Сталин. – Сейчас мой секретарь подготовит вам мандат за моей подписью, выдаст денежное довольствие и определит в гостиницу, в которой вы будете жить до вашего отъезда в Мурманск. Надеюсь, что до того момента мы с вами еще увидимся…
Закончив разговор, Сталин и Тамбовцев вежливо попрощались со мной, и я прихрамывая поспешил к своей любимой Лидочке, чтобы рассказать о нашем скором переезде на Север к полярным сияниям и белым медведям.
08 марта 1918 года. Вечер. Гатчинский дворец.
Полковник Антонова Нина Викторовна.
Сегодня, в серый и хмурый день 8 марта 1918 года, а по старому стилю 23 февраля, исполнился ровно год с начала тех событий в Петрограде, которые впоследствии и привели к Февральской революции, отречению императора Николая II, падению самодержавия и краху Российской империи.
И сто лет спустя историки будут спорить о том, что это было. Спецоперация иностранных разведок; заговор крупной буржуазии, возжелавшей политической власти и возможности ничем не ограниченной наживы; кризис самодержавной власти, далее не способной управлять государством в критической обстановке большой войны; политическая импотенция самого Николая II; возмущение народа затянувшейся никому не нужной войной, резко ухудшившимися условиями жизни, нехваткой самого необходимого, дороговизной и инфляцией? Несомненно, все эти факторы сыграли свою роль, и монархия в России рухнула как подгнившее, источенное древоточцами вековое дерево под натиском бури.
Но все-таки главные виновники той геополитической катастрофы, изменившей лицо мира, сидят сейчас здесь передо мной. В рамках нашего российского мировосприятия за все отвечает первое лицо и совершенно неважно при этом, как оно называется: царь, генсек или президент. И нет никаких заслуг у членов семьи Романовых в том, что в этой версии истории нам удалось избежать тяжких последствий их политической близорукости и легкомысленной безалаберности.
Хотя, положа руку на сердце, если бы мы попали в 1917 год в канун Февральской, а не Октябрьской революции, то, скорее всего, изменить нам бы ничего не удалось. Ибо нам просто не на кого бы было опереться, а государственная машина Российской империи рассыпалась после первого же толчка. К концу же сентября все эти князья Львовы, Гучковы, Милюковы, Керенские, кадеты, октябристы, меньшевики и прочие правые эсеры сумели дискредитировать себя до такой степени, что большевикам достаточно было только нагнуться, чтобы подобрать валяющуюся на земле власть. Нам оставалось лишь позаботиться о том, чтобы эта власть попала в правильные руки, для чего потребовалось сперва отодвинуть в сторону, а потом и аннигилировать приставших к большевикам гешефтмахеров от революции.
Но не будем пинать мертвого льва, каким бы он ни был при жизни. Сегодня же все таки праздник, Международный женский день, пусть и не привычный еще господам Романовым, хотя большая часть этого семейства как раз женского пола, начиная с матриарха клана Марии Федоровны и заканчивая дочерьми бывшего императора Николая II.
Чуть наособицу в этой августейшей компании находилась Наталья Брасова, супруга Михаила Александровича Романова. И не столько из-за своего происхождения – дочери московского присяжного поверенного Шереметьевского, сколько из-за двух разводов, которыми закончились ее предыдущие браки с племянником Саввы Мамонтова и поручиком «синих кирасир» Владимиром Вульфертом. В глазах
