…Перед ним возникла старая дама. Фамильяр пережидал дневную жару, разбросав конечности, точно тряпичная кукла. Над крышами складов и офисов плыл звон с церковной колокольни. Женщина просто подошла и загородила ему вид, так что он должен был поднять голову и посмотреть на нее.
Ему показалось, что от нее исходит свет более яркий, чем от солнца у нее за спиной. Ее кожа горела. Вид у нее был незаконченный. Она словно ждала чего-то. Фамильяр не узнал ее, но вспомнил. Перехватив его взгляд, она энергично покивала и снова исчезла из его поля зрения. Фамильяр устал.
— Вот ты где.
Фамильяр снова вяло поднял голову. Перед ним стоял колдун.
— А я все думал, куда ты делся. Взял и свалил, за здорово живешь.
В наступившем долгом молчании фамильяр разглядывал колдуна. Его он тоже помнил.
— Ты мне нужен. Возвращайся, нас ждет работа.
Фамильяр отвлекся. Он подобрал камешек, прорастил его сосудами и превратил в коготь. Он уже забыл про человека, стоявшего перед ним, когда его внимание снова привлек голос.
— Знаешь, а я тебя все время чувствовал. — Колдун невесело усмехнулся. — Хочешь знать, как мы тебя нашли, верно? — Его взгляд метнулся в сторону — видимо, к женщине, которая стояла так, что фамильяр ее не видел, — и снова вернулся к нему. — Чутьем. Точнее, кишками — моими.
Всех троих припекало солнце.
— Ты хорошо выглядишь.
Фамильяр наблюдал за ним. Ему стало любопытно. Он кое-что почувствовал. Колдун шагнул назад. В воздухе гудели летние насекомые. Женщина стояла на краю пустыря, там, где начинались машины.
— Хорошо выглядишь, — повторил колдун.
Фамильяр придал себе вид человека. Его плоть превратилась в накачанное, мускулистое тело весом в несколько стоунов[12]. Ступнями снова служили валуны, руками — кости, надетые на палки. Он был высок — больше восьми футов. Его составляло и к нему крепилось такое количество разных предметов, что и не сосчитать. Так, в голове у него были книги корешками внутрь, их страницы то и дело шелестели, словно их перебирал ветер. Их пронизывали раздутые кровеносные сосуды, отдавая избыток тепла. Книги потели. Собачьи глаза фамильяра на миг сфокусировались на колдуне, потом снова стали смотреть на мревшие под солнцем остовы автомобилей.
— О, Господи.
Колдун, не отрываясь, смотрел на нижнюю часть лица фамильяра и показывал пальцем.
— Ты чего, ты что делаешь?
Тот, пощелкав человеческой челюстью, взятой им у своего поверженного врага, сделал себе из нее рот. Подержанные зубы скалились в усмешке.
— Господи боже мой, что ты делаешь? О, черт, нет. О, нет.
Фамильяр снова охладился волосами-страницами.
— Ты должен вернуться. Ты нам нужен. — И он вяло махнул рукой на женщину, которая по-прежнему неподвижно стояла в стороне и сияла. — Дело еще не сделано. Она не закончена. Возвращайся. Сам я не могу. Без тебя. А она мне больше не платит. По миру меня скоро пустит, чертовка старая. — Тут он буквально взвизгнул от гнева, обращенного назад, к женщине, но та и глазом не моргнула. Зато она протянула к фамильяру кулак — в нем был зажат пучок мягких мертвых змей. — Возвращайся, — повторил колдун.
Фамильяр снова заметил его и вспомнил. Он улыбался.
Человек ждал.
— Пойдем с нами, — сказал он. — Ты должен вернуться, назад, понял? — Он плакал. Фамильяр смотрел на него как завороженный. — Пошли. — Колдун рванул на себе рубаху. — Ты растешь. Все растешь и растешь, и не останавливаешься, а я без тебя не могу, ты, убийца.
Женщина со змеями раскалилась. Фамильяр видел ее сквозь грудь колдуна. Тело человека исчезало, в нем возникали дыры с неровными краями, они расширялись, но никакой крови не было. Грудная кость растаяла на ширину двух ладоней, растворились несколько дюймов живота, узкие полосы мяса слезли с рук, плоть как будто переставала существовать. Точно ее охватила стремительная энтропия. Фамильяр смотрел на прорехи с интересом. Он заглянул колдуну в живот, проследил кольца кишок, кончавшиеся там, где они встречались с дырой, а позвоночник истончался так, что его трудно было проследить, зияя, словно рот выпавшими зубами, отсутствием нескольких позвонков. Мужчина спустил штаны. Его бедра светились лакунами, мошонка исчезла.
— Ты должен вернуться, — прошептал он. — Без тебя я и так ничего не могу, а ты меня еще убиваешь. Верни меня.
Фамильяр коснулся своего тела. Потом показал на колдуна пальцем из куриной косточки и улыбнулся.
— Возвращайся, — продолжал упрашивать колдун. — Ты нужен ей, и мне тоже. Вернись, зараза, без тебя мне не справиться. Сволочь. — Он стоял, раскинув руки, точно распятый. Солнце текло сквозь него, наполняя его тень светом.
Фамильяр взглянул на черных муравьев у себя под ногами — они копошились возле какого-то окурка, — потом снова на морщинистое лицо колдуна, на женщину, которая стояла, безучастно сжимая в руке своих дохлых змей, точно букет. И снова улыбнулся, без жестокости.
— Ну, так закончи ее, — завизжал на него колдун. — Если не хочешь возвращаться, так кончи ее хотя бы. — Он затопал ногами и плюнул в фамильяра — ему очень хотелось ударить его, но было страшно, и от этого он бесился еще больше. — Кретин, кончай, я тебе говорю, ублюдок. Господи, я этого не вынесу. — И колдун хлопнул себя руками по голым, опустевшим бокам. Сунул ладонь в полость под сердцем. Воя от боли, с перекошенным лицом он шарил у себя внутри. Его раны не кровоточили, и все же, когда он вынул из себя руку, она была красной и мокрой от прикосновений к внутренностям.
Он снова крикнул и тряхнул рукой в сторону фамильяра, так что на того брызнула кровь.
— Ты этого хочешь? Да? Ты, ублюдок. Возвращайся или прекрати. Сделай что-нибудь, чтобы закончить.
Из шеи фамильяра вырвалась паутина тонких нитей, которая сначала развернулась вокруг него наподобие веера, а потом сложилась в черные шевелящиеся брыжи. Каждое волоконце выхватило из воздуха какое-нибудь насекомое и с ним вернулось назад. Мухи, осы, увесистые шмели образовали хитиновый воротник, который как бы пристегнулся к шее фамильяра под его человеческой челюстью. Тонкие волоски хватательных усиков пронзали эту копошащуюся опухоль, овладевали каждой составлявшей ее живой
