Но дети-то будут ждать.
Они ведь не в самом окне, они за ним. И они еще не отведали крови. Их выбор пал на меня. Не знаю, почему так случилось, но их выбор пал на меня. И теперь они не выпустят меня из своего поля зрения. Их жертвой должен стать я. Все годы, что я живу на свете, они ждали этого момента.
Так что, где бы я ни спрятал окно, они все равно будут ждать. И даже если я разобью его в моем мире, в их мире это ничего не изменит. Просто в их призрачном городе время замрет, и они будут ждать, ждать и ждать, и я боюсь даже представить себе, когда и как они найдут меня снова.
Сейчас они проверяют, как далеко они могут зайти.
Но если я буду караулить и ударю в нужный момент, если перехвачу инициативу, то сражение пойдет на их территории.
Я отомщу им за стариков.
Если я разобью стекло тогда, когда за ним будет их проулок, если я разобью его в их город, тогда все может измениться. Я могу получить доступ в их мир.
И тогда я выберусь через разбитое окно, и спрыгну (там не высоко, если зацепиться сначала за подоконник) в переулок (в мир духов, населяющих мертвый город, но об этом лучше не думать), и погонюсь за ними, размахивая палкой.
Чертовы мелкие хулиганы.
Если Богу будет угодно, то я схвачу одного из них, разложу у себя на коленях и задам ему порку, такую порку, что он у меня надолго запомнит, я так его вздую, чтобы неповадно было, чтобы этому, всей этой бессмыслице, пришел конец. Убегать мне некуда. Я обязан положить этому конец. Они должны получить хороший урок.
(Пишу эти слова, а сам чувствую себя таким дураком. Идиотский план. Чистое безумие. Гляжу на пигментные пятна на своей руке и понимаю, что мне также по силам вылезти в окно и спрыгнуть в переулок за ним, как сдвинуть гору. Что же делать? Что же мне делать?)
Попытаюсь. Сделаю все, что в моих силах.
Потому что о том, что будет в противном случае, нельзя даже помыслить.
Я знаю, что они затевают. Я их раскусил. Когда окно изменится, я снова увижу их грязный переулок и их послание мне, мелом написанное на стене напротив, оно будет нагло таращиться на меня оттуда. И я должен сделать все, чтобы вылезти в это чертово окно и выбраться наружу сегодня ночью, потому что если я этого не сделаю, если я растеряюсь, замешкаюсь, если у меня ничего не получится, если они опередят меня, если я не выйду туда…
Они войдут сюда.
Победа над голодом
© Перевод Н. Екимова
С Айканом я познакомился в пабе в конце 1997 года. Я был с друзьями, один из них громко говорил про интернет, от которого мы все тогда были без ума.
— Гребаный интернет мертв, чувак. Вчерашнее дерьмо, — раздался голос в двух столиках от нас. Айкан смотрел на меня пристально и вроде бы даже с любопытством, словно гадал, позволю я ему испортить нашу маленькую вечеринку или нет.
Он был турок (я специально спросил, из-за имени). По-английски говорил безупречно. Никаких тебе гортанных акцентов, хотя каждое второе слово заканчивалось у него не совсем привычной интонацией.
Смолил он постоянно. («Национальный спорт, — говорил он, — пока не проконопатишь легкие насквозь, в долбаный Стамбул не суйся».) Ко мне он питал симпатию, потому что я его не боялся. Спокойно слушал, как он обзывает меня всякими словами и вообще хамит. Хамил он часто.
Мои друзья терпеть его не могли, и, когда он ушел, мне пришлось кивать и поддакивать им, — мерзкий, мол, тип, откуда он такой взялся, грубиян, и все прочее, но почему-то Айкан меня все равно не бесил. В тот раз он отчитал нас за то, что мы развели сопли по поводу «мыла» и вообще сети. Говорил, что будущее за беспроводниками. Я спросил его, чем он занимается, и он, затянувшись еще разок своей вонючей сигаретой и покачав головой, небрежно выпустил струю дыма.
— Нанотехом, — бросил он. — Мелкой такой фигней.
Дальше он объяснять не стал. Я дал ему свой номер, но даже не ждал, что он когда-нибудь позвонит. Звонок раздался десять месяцев спустя. По чистой случайности я все еще жил по тому же адресу, о чем ему и сказал.
— От меня не скроешься, чувило, — обронил он непонятную фразу.
Договорились встретиться после работы. Голос у него был расстроенный, почти несчастный.
— Игрушками балуешься, чувак? — спросил он. — Эн-64?
— У меня есть «Плейстейшн», — ответил я.
— «Плейстейшн» отстой, парень, — сказал он. — Кнопочки-фигопочки. Дам тебе адресок. Пусть сколько хотят рекламируют свои игровые приставки, а тебе нужен аналоговый джойстик, без него в нашем деле никак. Знаешь кого-нибудь с Эн-64?
Когда мы встретились, он сразу сунул мне квадратную коробочку из серого пластика. Это был игровой пакет к системе «Нинтендо-64», только топорно сделанный и как будто даже неоконченный с виду, с шероховатыми швами. Фабричного ярлыка на нем не было, только стикер с неразборчивыми каракулями.
— Что это? — спросил я.
— Найди кого-нибудь с Эн-64, — сказал он. — Это мой проект.
Еще пару часов мы болтали. Я спросил Айкана, где он работает. Сначала он только закурил в ответ. Потом пробурчал что-то насчет компьютерного консультирования и веб-дизайна. Я сказал ему, что думал, будто интернет умер. Он горячо согласился.
Я спросил его, какими нанотехнологиями он занимается, и тут он затарахтел как подорванный. Время от времени он бросал на меня безумный взгляд и ухмылялся, так что я не знал, что и думать — мозги он мне парит или как.
— Ой, только не говори мне про хреновых мини-роботов, которые чистят чьи-то вонючие артерии, и про медицинскую реконструкцию тоже не надо, а еще про всякие микрохеровины, которые подчищают нефтяные пятна, понял? Это все чушь, разводка для лохов, врубаешься? Хочешь знать, на
