Почти онемев от священного трепета, Чатарданта склонился ещё ниже и поклялся, что он и его стадо сдержат свою клятву и никогда больше не будут пить из этого озера.
Потом Виджайя проводил потрясенного Слона прочь, восхваляя его за великое мужество, которое он явил перед ликом Бога Луны. Мудрый и хитрый, Виджайя устроил всё так, что Чатарданта принёс клятву перед тем, что Слон воспринял как самое священное, – перед собственным отражением в воде.
С тех пор, когда Силимукха посылал дождь, чтобы остудить землю, Чатарданта говорил своему народу: «Видите, тот Великий, что живёт на Луне, в самом деле Слон!»
Самая холодная ночь
Это старинная ирландская сказка.
Когда мир был гораздо моложе, чем теперь, старая орлица по имени Лейтхин жила в гнезде на утёсе у реки Шаннон. Однажды ночью грянул такой мороз, какого никогда до сей поры не знали в этой части Ирландии. Когда наступил рассвет, тихий и суровый, Лейтхин услышала, как двое её птенцов спорят.
«Случалась ли когда-нибудь на земле такая же холодная ночь, как эта?» – спросил один.
«Не припомню ничего такого, – отвечал другой, – но есть кое-кто, кто может это знать».
«И кто же это может быть?» – спросила Лейтхин.
«К примеру, Дабхчозах, черноногий олень, что живёт близ горы Бен-Балбен, – ответил птенец. – Я слышал, что он живёт на Земле со времён Великого потопа. Если кто и может знать, так это он».
Лейтхин преисполнилась желания узнать ответ на этот вопрос. Сама она прожила уже немало, но не могла поверить, что когда-нибудь случалась ещё более холодная ночь. Так что она полетела к горе Бен-Балбен, хотя ветер был таким сильным, что носил её по небу, точно листок, а мороз свирепствовал по-прежнему, так что она дрожала, несмотря на своё густое оперение. Она достигла склонов Бен-Балбен и увидела там быстроного оленя, который чесал свой бок о старый сломанный дуб, стоявший на краю склона.
«Скажи мне, – обратилась к нему Лейтхин, – знал ли ты когда-нибудь за свою долгую жизнь такую же холодную ночь, как та, что была накануне?»
«Я никогда не припомню такого лютого мороза», – ответил Дабхчозах.
«А сколько лет тебе, о мудрый?» – спросила Лейтхин.
«Видишь этот сломанный дуб? – сказал Олень. – Я помню, когда он был совсем юным деревцем. Я появился на свет на мягком мху у его корней и жил здесь, пока не стал совсем взрослым. Это мое любимое место, и по сей день я всегда возвращаюсь сюда вечером, как бы далеко я ни уходил. Этот старый дуб и я росли вместе, пока он не стал могучим деревом, которое дарит тень летом и защищает от зимних ветров. Я привык тереться о его ствол, скрёб об него свои рога, пока он не состарился и от него не остался лишь голый обломанный ствол, который ты видишь ныне. И за всё это время я не припомню ночи такой же холодной, как прошлая».
И Лейтхин полетела домой и рассказала птенцам всё, что сказал ей Дабхчозах. «Должно быть, – сказала она, – никто не припомнит ночи такой же холодной, как прошлая». Но второй птенец всё не успокаивался. «Есть кое-кто постарше Дабхчозаха», – сказал он.
«И кто же это?» – спросила Лейтхин.
«Возможно, Дабхгойр, Черный Дрозд из Клонферта, – ответил птенец. – Может, он знает больше».
«Тогда я полечу и спрошу его», – сказала Лейтхин.
Следующим утром она вновь отправилась в путь, хотя погода была такой же плохой, как и накануне, и снег налипал на крылья. Путь до Клонферта был долгим, но Лейтхин его преодолела и разыскала дроздов, которые сидели, нахохлившись, на голых ветках деревьев. Вскоре она заметила среди них одного, который отличался от всех прочих своими белыми крыльями.
Лейтхин увидела, как он слетел вниз, в дыру под крышей какого-то маленького дома. Лейтхин последовала за ним и оказалась в кузнице: огонь в ней не горел, а кузнец давно ушёл.
«Ты ли Дабхгойр Чёрный?» – спросила Лейтхин.
«Я», – ответил Дрозд. Вблизи он выглядел чрезвычайно древним, перья его пообтрепались, а крылья были совсем белыми.
«Я Лейтхин, со скалы близ реки Шаннон. Я прилетела, чтобы задать тебе один вопрос».
«Так спрашивай», – прохрипел Дабхгойр.
«Позапрошлая ночь была такой холодной, какой не было за всю мою жизнь, а я прожила немало лет. Я уже спрашивала Оленя из Бен-Балбена, и даже он не припомнил, чтобы когда-нибудь было так холодно. Скажи мне, знавал ли ты более холодную ночь?»
Черный Дрозд помолчал немного, а потом слетел вниз и уселся на старую наковальню.
«Я появился на свет в этой кузнице, и когда я был птенцом, эта наковальня была целой и новенькой. Видишь, как теперь она истёрта с одной стороны? Это потому что я тёр об железо свой клюв. За свою долгую жизнь я стёр её до тоненькой полоски. И за всё это время я не припомню ночи холоднее позапрошлой».
Получив ответ, Лейтхин расправила крылья и полетела обратно в гнездо.
«Ну, что ты расскажешь нам сегодня?» – спросил её птенец, по чьей милости она побывала так далеко.
«Я долетела до самого Клонферта и поговорила с Дабхгойром. Он живёт так долго, что успел стереть своим клювом железную наковальню. Но даже он не припомнил ночи холоднее, чем позапрошлая. Должно быть, и правда, это была самая холодная ночь».
«Ха! И всё же есть кое-кто постарше Дабхгойра, – воскликнул птенец. – Голл, полуслепой Лосось с водопада Ассарое, наверняка припомнит более холодную ночь».
«И зачем только я услышала твой вопрос, – воскликнула Лейтхин. – Теперь не смогу успокоиться, пока не найду на него ответа».
И Лейтхин хотя и рассердилась, но на следующее утро вновь отправилась в путь. На этот раз ей пришлось лететь к водопаду Ассарое – дальше всех тех мест, где уже побывала она в поисках ответа, – весьма значительное расстояние для столь почтенной птицы. Там она уселась на скалу, оглядывая запруду, где собирались лососи, и подождала, пока огромная серебристая рыба вынырнула, чтобы покормиться в тени скалы.
«Это ты Голл, великий и мудрый Лосось с Ассарое?» – крикнула она.
Лосось высунул из воды голову, и она увидела, что он и в самом деле был наполовину слепым: одного глаза у него не было, а другой был затянут серой плёнкой.
«Кто меня зовёт?» – спросил Лосось.
«Я, Лейтхин, Орлица. Я прилетела задать тебе один вопрос. Но сначала мне надо узнать, как далеко простирается твоя память?»
«Очень далеко. Я помню дожди, которые обрушились на землю во время Великого потопа, я помню племена богини Дану и фоморов, которые пришли на эти берега в тёмную пору до начала времён. Я помню одного великого по имени Ламфадха, который знал историю всего Западного мира; и его сына, Финтана Мудрого, который задавал вопросы, как раз похожие на те, что задаёшь ты».
«Тогда скажи мне, – попросила Орлица, – помнишь ли ты за всю свою долгую жизнь ночь такую же холодную, как поза-позапрошлая? Я уже спрашивала Оленя из Бен-Балбена и Черного Дрозда из Клонферта, но никто из них не смог мне ничего сказать».
Лосось помолчал некоторое время, а потом сказал:
«Однажды, давным-давно я плавал в этой заводи и подпрыгнул высоко-высоко над водой. Пока я был в воздухе, грянул великий мороз и сковал воду подо мной. Пока я бился на льду, на меня прыгнул ворон. Если бы я не был таким большим и тяжёлым, он унёс бы меня и съел, но вместо этого он только вырвал у меня глаз. Горячая кровь из моей раны хлынула на лёд и растопила его, так что, пока мы с вороном боролись, лёд под нами проломился, и я уплыл. Я уверен, Лейтхин, что то была самая холодная ночь за всё время, пока я живу».
Лейтхин поблагодарила старого Лосося, похвалив его мудрость и знания. Но прежде чем она улетела, Голл крикнул ей: «Ты сама решила расспросить меня или кто-то послал тебя так далеко, чтобы ты задала мне этот вопрос?»
«Ну да, один из моих птенцов надоумил меня, – ответила Лейтхин, – и с тех пор я ищу ответ, несмотря на холод и усталость».
«Так я и знал, – откликнулся древний Лосось, – но это вовсе не птенец тебя спрашивал».
«Что ты имеешь в виду?» – сказала Лейтхин.
«Немало всего узнал я за свою долгую жизнь, – ответил Голл, – и в этом я уверен. Птица, которая задала этот вопрос, – это Ворон из Эхила. С годами он стал таким слабым и немощным, что ему остался лишь один способ добыть себе пищу – прятаться в гнёздах других птиц. Разве тебя не удивило, как это птенец, который только что вылупился, знает уже обо мне и моих братьях? Боюсь, что тебя обманули, Лейтхин, так же как и многих других, которые пали жертвой древнего Ворона.
Эта та самая птица, что вырвала мой глаз в самую холодную ночь».
Лейтхин
