А еще Пэмми. И второй ребенок, который скоро родится. Эта половинка Эда может быть хорошим отцом. И даже бывает им некоторое время. Именно таким он является к дочери – отретушированным, адаптированным для детских глаз.
Думай об этом как о хорошем Эде и плохом Эде. Плохой Эд – слабый, или больной, или безумный. Он пьет, чтобы заглушить чувства, потому что видит мир темным и бессмысленным. Плохой Эд избегает людей, особенно тех, кого любит, потому что знает: его несчастье заразно. Хороший Эд – веселый, смелый и любящий. Хороший Эд – тот, в кого влюбилась Китти; тот, кто допоздна болтает с Ларри; тот, кто в лунном свете танцует в поле. Хороший Эд может быть счастливым.
Он вернулся домой и, распахнув дверь, весело закричал:
– Я пришел!
Хороший Эд пришел домой.
В кухне пусто. Сверху слышался плеск воды: время купания. Он поднялся по лестнице. Китти стояла на коленях перед ванночкой, а Памела, розовая, голенькая, вертелась в воде.
– Ах вот вы где, – улыбнулся он. – Мои девчушки.
Китти удивленно обернулась:
– Какая честь!
– Расскажи мне сказку, папа, – попросила Памела.
– Расскажу, – пообещал Эд, – как только ты искупаешься и оденешься. Но сперва я хочу поцеловать мою жену, потому что люблю ее.
– Фу-у! – скривилась Памела.
Эд поцеловал Китти.
– С чего это вдруг? – спросила она.
– Просто так. Я тут подумал немножко.
Памела шлепнула ладошкой по воде, требуя внимания.
– Не о тебе. О тебе я никогда не думаю.
– Думаешь! Ты обо мне думаешь! – взвизгнула малышка, сверкнув глазами.
– Как бы то ни было, мне очень приятно, – сказала Китти, расправляя полотенце. – Это так хорошо, когда муж, возвращаясь домой, хочет поцеловать жену.
Хороший Эд оказался принят на ура. Китти ничего не заметила.
30
Рана, махараджа Дхолпура, осторожно отпил чаю, поставил чашку на стол и вздохнул:
– Не могу сказать, что происходящее мне нравится, капитан Корнфорд. Эта новая Индия – слишком сырой проект. Дхолпур заключил с Британией субсидиарный договор еще в 1756 году.
Махараджа – миниатюрный целеустремленный человек в розовом тюрбане. В двадцать первом году вместе с Дики Маунтбеттеном он служил адъютантом при Георге Пятом во время его путешествия по Индии. Теперь он стал князем и правителем собственного государства, а история вот-вот сметет его с дороги.
– Сделай мне одолжение, – в свое время попросил Маунтбеттен Ларри, – позаботься о князе, пока он в Дели. Он достойный человек.
– Полагаю, в наше время, – обратился Ларри к махарадже, – куда сложнее оправдать управление страной из метрополии.
– А, наше время, – снова вздохнул тот. – Вот они, современные идеи. Что основополагающие истины со временем якобы меняются. Вы религиозный человек, капитан Корнфорд?
– Да, – ответил Ларри, – католик.
– Католик? – Махараджа расцвел. – Как Стюарты, короли Англии. Тогда, возможно, вы поймете, если я скажу вам, что глубоко верю в божественное право королей. Я считаю, что так называемая «Славная революция» 1682 года, отправившая в ссылку Якова Второго, явилась и трагедией, и преступлением. Все последующие страдания были порождены заблуждением, будто народ имеет право выбирать правителей. Как он может выбирать? Да откуда людям такое знать? Выбирает Господь, а народ должен принимать этот выбор смиренно и благодарно.
– Я смотрю, в демократию вы не верите, – заметил Ларри.
– Демократия! – Махараджа посмотрел на него с сожалением. – Вы считаете, что народ Индии избирает своих правителей? Думаете, когда британцы уйдут, индийцы станут свободными? Просто подождите, друг мой. Подождите, и увидите. И плачьте!
* * *За несколько дней до передачи власти работы у команды вице-короля прибавилось. Планировался особый двухдневный церемониал, в ходе которого будут провозглашены два новых государства. Сэр Сирил Рэдклифф, долгие недели просидевший в бунгало на территории поместья вице-короля, почти подготовил заключение Комиссии по делимитации границ. Все знали, что неприятности начнутся, как только подробности заключения станут известны. Границы Пенджаба и Бенгалии уже определились; дело за Силхетом и Ассамом. Маунтбеттен заявил, что будет ждать заключения до тринадцатого августа, прекрасно понимая, что в этот день ему предстоит лететь в Карачи на церемонию объявления независимости Пакистана, которая состоится на следующий день. А пятнадцатое августа станет государственным праздником – Днем независимости Индии, – так что все печатные издания будут закрыты. Таким образом, подробности раздела станут известны лишь по окончании празднеств.
Весь день четырнадцатого августа команда вице-короля разбирала столы в предвкушении исторического события. Общее ощущение – что британцам удалось достойно провести работу по разборке империи, большей частью благодаря обаянию, энергии и неформальному подходу четы Маунтбеттен.
– Дики – поразительный парень, – сказал Руперт Бланделл, когда они с Ларри улучили момент, чтобы наконец-то выпить. – Любит припарадиться и нацепить свои медали, но на самом деле в нем ни капли чванства. Член королевской семьи, его племянник женится на нашей будущей королеве, но поддерживает правительство лейбористов. Знаешь, мне кажется, что он ощущает себя в каком-то смысле белой вороной.
– А меня восхищает Эдвина. Тут ее все обожают. – Ларри имел в виду индийских лидеров.
– Представляешь, они с Дики ругаются как кошка с собакой, – сказал Руперт, – но ты прав. Он тоже ее обожает.
С наступлением независимости Маунтбеттен перестанет быть вице-королем, но останется генерал-губернатором Индии. Дворец вице-короля станет губернаторской резиденцией. Кто-то из штата останется, но многие уедут. Саид Тархан, мусульманин, собирался в Карачи – на должность адъютанта при Джинне. Руперт Бланделл решил задержаться еще на пару недель, помочь с организацией передачи власти, а потом уехать домой вместе с Джеральдиной.
– А там чем займешься? – спросил Ларри.
– Продолжу преподавать, наверное. Чарли Брод обещал взять меня в Тринити. А ты что?
– Бог его знает.
Тем же днем, но позже, когда потоки тропического ливня обрушились на Сады Моголов, у Ларри состоялся разговор с Джеральдиной Бланделл, который помог ему определиться с планами. После рассказов Руперта она заинтересовалась банановым бизнесом. И в отличие от многих не считала его забавным.
– Значит, «Файфс» – ваше семейное предприятие?
– В каком-то смысле, – объяснил Ларри. – На самом деле мы – «дочка» «Юнайтед фрут компани», но все британские сделки идут через нас.
– Большая компания?
– Прежде на нас работало более четырех тысяч человек. Война нас сильно потрепала. Теперь понемногу восстанавливаемся.
Ларри с удивлением отметил, что говорит «мы». Здесь, на другой стороне земного шара, его отъединенность от семьи словно куда-то делась.
– А руководит бизнесом ваш отец?
– Да. Начинал еще мой дед, в 1892-м. А отец сменил его в двадцать девятом.
– А вы смените его?
– Вряд ли. Я как-то никогда не участвовал в делах компании.
Глаза Джеральдины расширились от изумления.
– Почему?
– У меня были другие планы. Знаете, когда ты молод, хочется найти свой путь.
– Да, но как же ваш долг? – Она смотрела на него серьезным взглядом, так что становилось стыдно за юношеские мечты. – Вы родились в богатой семье. Вы должны принять ответственность, которая с этим связана, разве не так?
– Могу сказать вам одно, – смущенно
