– И ты с ней счастлив?
– Я ее обожаю, – признался Ларри. – Чем больше я ее узнаю, тем лучше она мне кажется.
– Никто не может быть слишком хорош для тебя, – улыбнулась Китти. – Ты заслуживаешь самого лучшего.
Эд, облаченный во фрак, серый жилет и белый галстук, и правда выглядел великолепно. На его фоне отец Джеральдины выглядел стареньким, толстым и горбатым.
– Выпрямись, Хартли, – командовала жена, – не сутулься.
– Значит, ждете следующего? – спросил Ларри Эда.
– Вроде бы в середине декабря. Подарок под Рождество. – Эд окинул взглядом праздничную суматоху. – Как у тебя все стильно!
– Это Джеральдина. Вернее сказать, ее мама.
Мимо прошел Руперт Бланделл в визитке и с напряженной улыбкой.
– Руперт, какой-то ты сам не свой. – Ларри подмигнул. – Что, все настолько плохо?
– Правда? Да нет, это тебе кажется. Большое событие! – Он посмотрел на Эда: – Это ведь Эд Эйвнелл?
– Да, конечно. Иди поздоровайся.
Ларри подвел Руперта к Эду, они обменялись рукопожатиями, говоря, что помнят друг друга, но Эд явно не мог сообразить, кто такой Руперт.
– Руперт служил при Маунтбеттене, – напомнил Ларри.
– Вы ведь тогда Крест Виктории заслужили, – кивнул Руперт.
Подошел и Бланделл-старший, спасаясь от шумного женского общества.
– Столько суеты! – Он вздохнул. – Уже жалею, что я не квакер.[21]
– Поглядите на себя, вы трое! – засмеялся Ларри. – Точь-в-точь очередь к зубному.
– Ну, прости. – Хартли Бланделл выпрямился. – Равняйсь! Смирр-но!
Эд улыбнулся.
– Я очень тебе благодарен, – шепнул ему Ларри, улучив момент. – Для тебя ведь все это кошмар, да?
– Мне не очень нравятся толпы людей. Но очень нравишься ты.
Наконец вереница машин направилась в сторону церкви. Отцу Ларри, ехавшему вместе с матерью невесты, привелось узнать много нового о частной жизни герцога Норфолкского.
– Когда он играет в крикет за нашу местную команду, его дворецкий судит матч, и, когда герцога выводят из игры, что случается довольно скоро, дворецкий поднимает руку и объявляет: «Их светлость изволит выйти».
Уильям Корнфорд вежливо улыбался.
– Классовые различия для меня ничего не значат, – спохватилась Барбара Бланделл. – Кому что дано. Но мне нравятся всякие забавные традиции в знатных домах. Они добавляют красок в жизнь.
Церковь Святого Филиппа, подобно Вестминстерскому собору и церкви Святого Сердца в Нью-Дели, оказалась новоделом, стилизованным под старину. В данном случае – под французскую готику. Стоя внутри в ожидании невесты, Ларри размышлял об английских католиках и их храмах. Почему такая древняя религия отправляет свои обряды в новых зданиях? Конечно же во Франции и Италии все иначе. Там камни и ныне помнят святых, которые когда-то сами ступали между колоннами нефа. Недаром отец так любит великие французские соборы. А следом, без всякой связи, Ларри подумал, какая странная вещь женитьба.
«Зачем я это делаю?»
Не то чтобы Ларри вдруг усомнился, – просто внезапно понял, что не знает ответа. Тогда в Дели, обняв Джеральдину и испачкав кровью ее белое платье, он почувствовал: этому быть. Но то не было его собственным решением. Оно точно пришло откуда-то извне – ответом на все вопросы о любви, о сексе, о месте в жизни. Он станет мужем. И взрослый мир, простирающийся перед ним, приобретет отчетливые очертания.
Орган грянул свадебный марш. Джеральдина вступила в церковь под руку с отцом, в платье матери, – хрупкая, печальная и прекрасная. И начался обряд венчания.
* * *Вечером молодые прибыли в Иденфилд-Плейс. Ненадолго к ним вышла Луиза – болезненно-бледная, она извинилась, что не приехала на венчание, и удалилась к себе. Из Джорджа, теперь и гордого, и напуганного, хозяин был тот еще. Так что новобрачным довольно скоро пришлось удалиться в главную гостевую комнату.
Их, утомленных с дороги, ожидала кровать под балдахином на витых столбиках. В зеркале на центральной створке огромного платяного шкафа они видели себя – улыбающихся и растерянных.
– Я первый в ванную, хорошо? – спросил Ларри. – Там и переоденусь.
Он понимал, что Джеральдина стесняется раздеваться перед ним. Вернувшись, он застал ее на том же месте, но теперь в ночной сорочке. Белый шелк подчеркивал изгибы тела.
– Прелесть! – прошептал Ларри.
Улыбнувшись, Джеральдина на цыпочках ушла в ванную. Ларри погасил верхний свет, оставив лишь ночник, и улегся на прохладную простыню.
Джеральдина нерешительно остановилась посреди комнаты.
– Выключить свет? – предложил Ларри.
– Да, наверное, – ответила она. – Давай попробуем.
Он выключил ночник. И услышал в темноте, как она подошла к кровати, нашарила изголовье, скользнула под одеяло и улеглась, не прикасаясь к Ларри.
– Устала? – спросил он.
– Немного.
Протянув правую руку, Ларри коснулся покрытого шелком бедра. Джеральдина вздрогнула.
– Привет, – шепнул он.
– Привет.
– Замерзла?
– Немножко.
– Погреть тебя?
Ларри повернулся и неловко обнял ее. Джеральдина уткнулась головой в сгиб его руки. Ларри осторожно гладил юную жену, успокаивая, давая расслабиться:
– Никогда такого не было, а?
– Нет, – шепнула она.
Однако на поцелуй ответила с энтузиазмом. Руки Ларри скользили по нежному шелку – вдоль спины и ниже. Джеральдина ласково и невинно гладила его плечи и шею.
Потом пальцы Ларри коснулись ее горла, пробежали по кружевам, и вот уже он легко ведет ладонью по маленькой груди, чувствуя под шелком бугорок соска. Джеральдина замерла.
– Нельзя? – спросил он.
– Почему же? Делай что тебе хочется.
Он погладил ее согнутые колени, чуть толкнув. Джеральдина поняла и выпрямила ноги. Она не сопротивлялась, но Ларри чувствовал ее напряжение. Он продолжил водить рукой от щеки, по груди и к бедру, осязая изгибы ее стройного тела и сам возбуждаясь.
Потом приподнял шелковый подол, чтобы коснуться голой кожи под ней.
– Вот, – прошептал он. – Вот ты настоящая.
Джеральдина лежала неподвижно, чуть дрожа.
– Почему бы тебе не снять это? – Он потянул за подол.
Джеральдина покорно села, стащила сорочку через голову и тотчас нырнула под одеяло.
Ларри снова обнял ее, поцеловал. Каждое его прикосновение было как эксперимент с неизвестным результатом. Он уже понял, что Джеральдина и правда готова подчиниться всем его желаниям.
Важно не спешить.
– Мне тоже раздеться?
– Если хочешь, – глухо ответила она из-под одеяла.
Ларри стянул пижамную рубаху, сбросил штаны и, обнаженный, прижался к жене, чтобы она ощутила его эрекцию.
И тут Джеральдина оцепенела. Только сейчас Ларри задался вопросом, насколько она осведомлена и чего ожидает.
– Все хорошо, – шепнул он, – все хорошо.
Постепенно оцепенение прошло. Ларри долго и неспешно ласкал ее, и наконец она снова решилась его погладить.
Он положил ее ладонь на свой член, позволяя ей познать эту часть своего тела и не бояться, и двигал туда-сюда. Джеральдина позволяла ему это простое удовольствие, но стоило ему выпустить ее руку, как та замерла.
Ларри снова стал гладить ее по бедрам, провел пальцами по шелковистому холмику внизу живота.
– Ты знаешь, что мы с тобой сейчас делаем? – спросил он ее на ухо.
– Примерно.
Но, судя по ее тону, Джеральдина не имела об этом ни малейшего понятия. Какая храбрость – согласиться на неведомое испытание. Он поцеловал ее.
– Все нормально, – ответила она. – Делай что тебе хочется.
Значит, это жертва ради любви к нему! Но как только неведомое перестанет
