других видах медиатекстов). Иными словами, читатель воспринимает то или иное произведение и делает свои выводы о нем, исходя из подсознательной схемы своих представлений о том, что такое идеальное действие, поэтому какие-то литературные произведения не дочитываются до конца и отправляются на полку, а за какими-то мы проводим все вечера напролет. Критерием, таким образом, оказывается действие произведения, его «нарратив» (история). В результате возникает отдельное направление в лингвистике медиа – изучение нарративов, а нормативным приложением данной науки становится обоснование механизмов по созданию историй – сторителлинг (storytelling).

Впервые идея о том, что действие в тексте состоит из определенных повторяющихся элементов, организованных по модели определенной структуры, возникла у русского фольклориста Владимира Проппа (1895–1970) в 1920-х годах. Занимаясь фольклором, В. Я. Пропп обратил внимание на то, что до сих пор никому не удавалось создать какую-либо стройную классификацию сказок. Классификация по типам сказок, как пишет Пропп,[260] вызывает множество вопросов, так как ни одна из них не является рядоположенной (например, формально сказки с чудесным содержанием могут быть сказками о животных или наоборот). То же самое наблюдается с классификацией сказок по сюжетам, где также царит полный субъективизм, так как непонятно, на что опираться исследователям при классификации и какой признак брать за основу такой классификации. Пропп предполагает, что таковым признаком должна быть типология персонажей и их функций – действий – друг по отношению к другу.[261] При этом разные действующие лица могут выполнять одну функцию по отношению друг к другу. Пропп пишет: «Царь дает удальцу орла. Орел уносит удальца в иное царство. Дед дает Сученке коня. Конь уносит Сученко в иное царство. Колдун дает Ивану лодочку. Лодочка уносит Ивана в иное царство. Царевна дает Ивану кольцо. Молодцы из кольца уносят Ивана в иное царство и т. д. В приведенных случаях имеются величины постоянные и переменные. Меняются названия (а с ними и атрибуты) действующих лиц, не меняются их действия, или функции».[262] Таким образом, основой изучения волшебных сказок у Проппа является классификация персонажей по их функциям.

Пропп проводит масштабную работу по классификации персонажей и присущих им функций друг по отношению к другу, в результате которой у него остается всего семь типов персонажей. Таким образом, сколько бы ни было персонажей в тексте волшебной сказки, все они укладываются в эти семь типов:

• герой, который должен выполнить миссию;

• отправитель – персонаж, поручающий миссию герою (например, царь, собравший трех братьев и заставивший их выпустить по стреле);

• тот, кто предоставляет инструменты для выполнения миссии;

• ложный герой, который пытается узурпировать миссию (например, ложный претендент на царство);

• антагонист-вредитель, то есть противоборствующая сторона, мешающая выполнению миссии;

• волшебный помощник, который помогает выполнению миссии;

• принцесса (искомый персонаж).

Каждому из персонажей свойственен определенный набор действий, характерный только для него. Для отправителя характерно, как правило, вручение миссии герою. Для антагониста-вредителя – бой, осуществление вредительских действий и проч. Для героя – ликвидация недостачи. Кроме того, количество действий (или функций) в волшебной сказке строго ограничено. Всего Пропп говорит о 31 функции, у каждой из которых возможна своя вариация. В одной сказке, как правило, редко наличествуют все 31 функция; их может быть 10–15. Однако порядок их всегда последователен, то есть сказка начинается с описания начальной ситуации, после которой следуют отлучка из дома и наказ отлучающихся остающимся дома (запрет); этот запрет нарушается, в результате чего происходит нападение антагониста и обнаруживается недостача (например, в сказке «Гуси-Лебеди» в результате нарушения запрета гуси-лебеди крадут братца). Сюжет волшебной сказки строится на ликвидации данной недостачи героем, который в процессе различных действий и контактов с волшебным дарителем, который, например, загадывает загадки, позволяющие выяснить, куда полетели гуси-лебеди, а также помощниками (способствующими осуществлять перемещения в пространстве, например) и антагонистами вступает в бой с главным антагонистом и ликвидирует недостачу. Таким образом, идея Проппа состоит в том, что существует некий «алфавит действий» в волшебных сказках, который задает различные схемы сказок, предоставляя единую модель для их классификации. Эти схемы предполагают, что все сказки построены более или менее одинаково, имеют набор повторяющихся персонажей и их отношений друг с другом. Безусловно, этот «алфавит» интересует Проппа сам по себе. Однако такое внимание к нему говорит о том, что психологически, подсознательно такая модель анализа сюжета сказок существует в голове у реципиентов, то есть читателей, которые данные тексты интерпретируют. И именно наличие этой стройной схемы позволяет им, с одной стороны, и «нарраторам» (сказителям) – с другой, соответствовать друг другу. Иными словами, позволяет одним – создавать и передавать из уст в уста много веков подряд сказки, которые обладают популярностью, а другим – постоянно данные сказки потреблять и не терять к ним интерес.

Модель Проппа была переосмыслена и в видоизмененном виде распространена на анализ всех видов медиатекстов французским структуралистом Альгирдасом Жюльеном Греймасом (1917–1992), который, опираясь на работы Э. Сурио[263] и В. Я. Проппа, разрабатывает так называемую актантную модель, где персонажи с присущими им функциями обозначаются как «актанты».[264] Греймас считает, что в центре любой истории лежат субъектно-объектные отношения, которые и являются базовой основой нарратива и представляют собой стремление субъекта завладеть объектом в процессе выполнения нарративной программы. При этом субъектом (героем) и объектом (результатом миссии героя) могут выступать как живые персонажи, так и неодушевленные предметы. Так, если в статье говорится о действиях политика в предвыборной борьбе, то политик будет субъектом, а его возможная победа – объектом. Когда речь идет о выборе обществом того или иного кандидата из существующих политических партий, акцент смещен на общество, и тогда оно является субъектом, а объектом становится конкретный (или потенциальный) выбранный политик. Таким образом, в одном случае общество представляется как активный субъект, который в процессе выбора осуществляет делегирование власти, а в другом случае общество будет пассивной субстанцией, которая должна «проглотить» навязанного ей кандидата. Линия субъектно-объектных отношений называется у Греймаса линией потребности.

У объекта имеются первичный и конечный держатели (адресант и адресат), то есть персонаж, институт или воля, которые побуждают субъект к достижению объекта. Первичный держатель, как правило, не вверяет миссию герою, а становится владельцем объекта или миссии в когнитивном плане. Если герой сам себя побудил к достижению объекта, он или его воля становится первичным держателем. Конечный держатель – это тот, кто оценивает миссию героя после ее выполнения, то есть санкционирует получение объекта и выполнение миссии. Зачастую конечный держатель – это первичный держатель, который оценивает действия героя после их выполнения с точки зрения первично навязанного им же самим контракта. Если герой сам себе вверил миссию, то с большой долей вероятности после

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату