И тут раздался голос Шориной:
— Я не поняла: вы нас уже допрашиваете?
Крюков поднял руки:
— Все, все, ребят. Это не допрос, никакого протокола, я просто увлекся, простите. С каждым из вас мы побеседуем, как положено, в присутствии взрослого, все будет по правилам. А сейчас поздно уже, пора по домам. Все свободны.
Второго приглашения не потребовалось; школьники дружно потянулись к выходу из класса. А Крюков внимательно наблюдал за ними. Он заметил, как одобрительно положил руку на плечо Шориной Барковский, как Палий что-то успокаивающе прошептала на ухо Довженко, с какой неприязнью смотрела на Белодедову Кристина Суворова, как неожиданно серьезен стал Худяков, и как молча, ни с кем не прощаясь, первым вышел из класса Юров.
Крюков вышел из школы вслед за школьниками, подошел к микроавтобусу криминалистов. Оттуда навстречу ему вышла полная молодая женщина — Антонина, для своих Тоша, один из лучших экспертов Управления.
— Здорово, Крюков, — приветствовала она капитана.
— Привет, Тош, — отозвался он. — Как ты?
— Простудилась на фиг.
Беседуя с Тошей, Крюков краем глаза отмечал проходящих мимо школьников. И заметил, как Суворова и Мелкова сели в стоявший у школьной ограды большой внедорожник.
— Какие новости? — спросил он.
Тоша усмехнулась:
— Нефть марки «брент» торгуется на восемь пунктов ниже, в Таиланде наводнение, в Москве пасмурно, а в Питере молодая училка из окна выпала.
Тут Крюков неожиданно предложил:
— Тош, хочешь пельмешек? Горяченьких, свеженьких? Тут недалеко новая пельменная открылась — ну, пальчики оближешь!
Тоша усмехнулась еще шире.
— Вот ты змей! Ну, ладно, слушай. На первый беглый взгляд: девушка не беременна, следов насилия нет. Наверняка имеются разрывы внутренних органов, но причина смерти — перелом позвоночника. Остальное — при детальном осмотре. Пельмешки свои себе оставь, они наверняка из собачатины. А я на диете.
— Я тебе по жизни должен, — сказал Крюков, улыбаясь. — Может, переспим?
— Не, у меня же насморк, целоваться не могу, — Тоша покачала головой. — А так бы да… Ой, нет, я ведь замужем, забыла…
Крюков дружески поцеловал Тошу и ушел.
…В это самое время в кабинете директора школы состоялся весьма примечательный разговор между директором Царевой и преподавателем физкультуры Баграмовым — тем самым, что вел урок у мальчиков одиннадцатого класса. Разговор начался с того, что физрук сделал директору одно откровенное признание. Это признание далось ему с большим трудом — у физрука, немолодого уже мужчины, едва не началась истерика, он схватил стакан и стал жадно пить воду.
— Стыдобища! Ты посмотри на себя! — презрительно произнесла Царева, глядя на него. — Мужчина!
— Люда! — взмолился Баграмов.
— Не Люда, а Людмила Михайловна! — прошипела на него директор.
— Людмила Михайловна, мне до пенсии полтора года осталось! Честное слово, я…
— Сядь! — скомандовала Царева.
Баграмов послушно сел.
— И ведь хотела же уволить, хотела! — произнесла Царева, с ненавистью глядя на физрука. — Пожалела тебя, старого дурака. Слушай меня, Володя. Если хоть один человек — хоть один! — услышит то, что ты мне сейчас рассказал… Я тебя не просто уволю — я тебя уничтожу! Ты понял?
Баграмов истово приложил руку к груди.
— Иди домой! — распорядилась директор. — Прямо сейчас.
— Можно я больничный возьму?
— Вот когда я тебя покалечу, тогда и возьмешь. Убирайся!
И Баграмов убрался…
…Возле дома, в котором жила Аня Мелкова, остановился большой внедорожник. Его владелец Коля — молодой парень в хорошей кожаной куртке, с золотыми часами на руке — вышел и галантно открыл заднюю дверцу для Кристины Суворовой. Вслед за Кристиной вышла и ее подруга Мелкова. Она заметно нервничала.
— Да не парься ты! — успокаивала ее Суворова. — Ну погуляла пару часов, мороженого поела… Курить будешь?
— Нет, что ты! — покачала головой Аня. — Отец унюхает — прибьет.
Достала из пакета скромные туфли без каблука, села на ступеньку и переобулась. Свои модные туфли на шпильке засунула в сумку.
— А это зачем? — удивилась Суворова.
— В прошлый раз он у меня каблуки отломал, — объяснила Аня.
— Жесть! — поразилась Суворова. — А моим плевать, хоть я голая ходить буду.
— Мне бы твои проблемы… — вздохнула Аня.
— Детка, как говорит наша Царева, — не оперируй понятиями, о которых не имеешь ни малейшего представления, — ответила на это Кристина. — Тяжело вздохнула, помрачнела. — Черт! Настя мертвая в морге… Из головы не выходит… Да, надо завтра с Белодедовой поговорить, чтобы нюни не распускала. А то запалит всех. Ладно, до завтра.
Они расцеловались, и Мелкова скрылась в подъезде. А Кристина снова села в машину рядом с Колей. Тот обнял девушку, но прежде чем приступить к ласкам, поинтересовался:
— А что вообще с вашей училкой случилось? Мужик бросил? Денег должна была?
— Не мужик. И не денег, — ответила Суворова. — Не знаю я, что случилось.
— Нет, ну как? Ни с того ни с сего в окно не выходят. Дура она, что ли?
— Наверное, дура… — пробормотала Кристина. И неожиданно попросила:
— Поцелуй меня!
Коля не стал отказываться…
В это время Аня осторожно открыла дверь своей квартиры. Не зажигая света, сняла туфли, куртку и на цыпочках направилась к ванной. И тут вспыхнул свет. У выключателя стоял отец Ани.
— Папа, нас в школе задержали… — начала объяснять Аня.
Однако отец не дал ей договорить — молча отвесил сильную пощечину.
…Наташа Белодедова, придя домой, тоже не стала включать свет. На ощупь прошла в свою комнату, включила компьютер. Экран осветился, и кое-что стало видно. Например, что на диване сидит мать Наташи, Галина. Но Наташа не заметила матери, не увидела и раскрытую дверцу шкафа. И, проходя к окну, стукнулась о нее лбом — так, что даже вскрикнула.
— Наташка! Что, опять? — спросила Галина.
Только теперь Наташа ее заметила. Держась за лоб, села перед компьютером и сердито ответила:
— Нет! Просто здесь темно! Просто темно! Темно, понимаешь?
Галина подошла к ней, молча обняла. У обеих по лицам текли слезы.
