Вот и в этом баре под названием «Адская рюмка», куда зарулила Джоана, от посетителей не было отбоя. Перед баром стояла куча народа, которому хотелось напиться и развлечься. Последнее делали не обязательно на шёлковых простынях. В Ла-Пасе половому акту могли придаться хоть на грязной крышке унитаза, хоть за углом бара, чтобы далеко не ходить.
Едва освободился один стул за барной стойкой, как Джоана его заняла. К ней подошёл хорошо загорелый бармен лет сорока с короткой наполовину седой стрижкой.
– Пиво, то, что покрепче.
Весьма вежливый бармен поставил на стойку открытую бутылку тёмного хмельного напитка.
В заведении было полно молоденьких и привлекательных девушек. Но Джоана имела настолько отпадные лицо и фигуру, что почти все три десятка боливийских красавиц ушли в небытие из поля зрения сильной половины клиентуры.
После трёх глотков к Джоане подошли двое местных парней подозрительной наружности, со шрамами на лице и татуировками на руках и шее. Любая другая девушка на её месте запаниковала бы, и начала готовиться к худшему. Но Джоана! Она могла не только бросаться отборным матом на шести разных языках. Знали бы эти пареньки, что скрывалось за привлекательной оболочкой этой итальянки. Что кроится за этим смазливым личиком.
– Вам никогда не говорили, что вы очень эротично пьёте из горла?
Джоана сделала вид, что не слышала этого. Она продолжила пить, как и до этого, а её глаза смотрели куда-то вперёд на полки с напитками и чистыми бокалами.
– Почти как в кино для взрослых.
Теперь она решила поддержать разговор, но сделала она это в форме наезда:
– Слушай, Хулио…
– Кто сказал, что меня зовут Хулио?
– Плевать я хотела на твоё имя и погоняло. Если хочешь продолжать оставаться мужиком во всех смыслах, возьми свои причиндалы и потеряйся где-нибудь, чтобы я тебя не видела.
– А не то что? – спросил нахальный боливиец, приблизившись к ней ещё на пару сантиметров, что было очень заметно на таком коротком расстоянии.
– А не то мастурбировать будет не чем.
Те посетители, которым посчастливилось услышать эти слова, начинали ликовать, а кто-то в конце барной стойки даже зааплодировал, награждая бурными овациями смелую итальянку.
Неизвестно как, но в ней узнали журналистку.
– А рот у тебя большой. Микрофон держать умеешь, из бутылки сосёшь тоже отлично. Значит и к мужским стволам долго привыкать не придётся.
– Знаешь, ты абсолютно прав. Только вот, боюсь, твой размер не соответствует моим запросам. Но, – поднеся горло бутылки к губам, Джоана продолжила – если снимешь второсортную шлюху, и заплатишь порядочно, ТО… МОЖЕТ БЫТЬ она закроет глаза на то недоразумение, которое перед ней вывалится.
После того, как ей в настойчивой форме предложили пройти и прокатиться с ветерком на красном кабриолете (вековой давности, и вовсе не на кабриолете), а также после слов «А ты строптивая сука», она сделала ещё один глоток пива из стеклянной бутылки, после чего разбила её в дребезги о висок того хама, который дерзил ей словесно. Затем, крепко ухватившись за горлышко того, что осталось от бутылки, она резким движением прошлась острым концом по лицу второго, добавив ещё парочку шрамов. Первый на этот счёт мог не беспокоиться. Каким бы кровоточащим не было ранение на голове, а в его случае это были обильные багровые потоки, ему было плевать на шрамы, которые останутся. Его больше беспокоили физические потери. А таких потерь он понёс аж целых две, по форме как куриные, только чуть меньше. Крутая бесстрашная итальянка несколько раз засадила ему по паху острым концом бутылочной горловины.
Да. С назначением Джоаны на должность военного корреспондента главный редактор определённо не прогадал. Она без труда прошла профессиональную подготовку к работе журналистов в горячих точках. Даже лейтенант, работавший инструктором на подготовке журналистов, был удивлён тому, насколько быстро и легко по сравнению с остальными Джоана приспосабливалась к жёстким условиям.
В тот день все мужики, которые находились в баре, а познакомиться с Джоаной хотели бы все они, тесно сдвинули ноги и поплотнее прикрыли свои самые чувствительные места, от греха подальше. Перед ними находилась не просто строптивая, а воистину безбашенная девушка без комплексов, которой всё что было нужно – просто напиться в хлам.
Бармен оказался очень вежливым и порядочным парнем. Он поставил перед Джоаной ещё одну бутылку, на этот раз с ромом, и сказал:
– Сеньорита, это за счёт заведения.
Он явно был восхищён смелостью иностранки.
Джоана убрала волосы назад, которые частично прикрыли её лицо, пока она метелила двух латиносов, и искренне поблагодарила бармена:
– Спасибо сеньор, но не стоило.
– Нет-нет. Я настаиваю. Такую посетительницу, как вы, обслуживать одно удовольствие.
Подняв перед собой бутылку холодного золотистого рома, Джоана произнесла:
– Ваше здоровье.
Она спокойно допила всю бутылку до последней капли. Несмотря на слова бармена, она всё-таки решила заплатить и положила на барную стойку несколько банкнот, которые равнялись стоимости двух бутылок того рома, что она выпила.
Когда бармен попытался вернуть деньги, она сказала:
– Считайте это компенсацией за драку в вашем заведении.
Но она заплатила даже не за спиртное, и не в счёт ущерба, а скорее за ту вежливость и добродушие, которые проявил к ней парень у барной стойки.
Бармен улыбнулся и всё же отступил.
Лицо у Джоаны было такое беззаботное, будто пять минут назад ничего не произошло. Ром делал своё дело.
На выходе из бара стоявший у порога шестнадцатилетний мальчишка от испуга открыл дверь и как можно вежливее, с некоторым страхом внутри (в первую очередь в паху) пропустил драчливую итальянку. Переступая через порог, Джоана посмотрела на подростка, слегка погладила ладонью по его гладкой девственной щеке и кокетливо сказала:
– Грасиас, амиго.
Проводив её глазами, мальчишка ещё несколько секунд ощупывал щёку, на которой он всё ещё продолжал испытывать теплоту прикосновения девушки, ставшей для него мечтой. Он продолжал смотреть ей вслед до тех пор, пока такси, на заднее сидение которого села Джоана, не скрылось из виду.
Джоана частенько запоминалась людям, которые видели её впервые. Обладая сильной харизмой и буйным нравом, она умела сделать своё появление эффектным и незабываемым.
Другой она быть и не могла по законам природы. Она унаследовала свой темперамент от родителей. Её отец всю жизнь посвятил службе в рядах армии, восемь лет из которых в начале карьеры он был командиром взвода и вправлять рядовым мозги с применением отборного мата и в полный голос для него было делом привычки. Несмотря на то, что Франческо Гроссо общался с женой безо всяких грубостей, и методы воспитания к детям он применял демократичные, его гены всё равно передались детям сполна и взяли верх над воспитанием. Да и мать Джоаны тоже являлась обладательницей твёрдого характера. Барбара Гроссо работала финансовым директором в компании по рекрутингу персонала и с подчинёнными она никогда не либеральничала.
Старший брат Джоаны – Сильвио, вёл карьеру профессионального боксёра, выигрывая один бой за другим. Он был настоящей гордостью для отца. Но семью не мог не радовать и второй сын, который был младше Джоаны на полтора года. Алессандро был воспитанником футбольного клуба «Рома» и в двадцать лет уже выступал за основную команду в Чемпионате Италии.
Отец – военный, мать – финансовый директор, старший брат – боксёр, младший – футболист. Какой ещё могла вырасти девочка у родителей с руководящими должностями и в окружении таких братьев. Если корреспондент – то только военный.
К половине первого она кое-как доплелась до двери, вернулась в номер, и бутылка рома сделала своё дело. Не желая делать лишние пару шагов до кровати, Джоана обняла мягкую и приятную обивку дивана, после чего её словно наполненные свинцом веки опустились, создавая эффект рубильника, моментально отключившего мозг.
После девяти дней репортажей они с Пабло вернулись в Рим. Как и обещал Марко, он дал Джоане пятидневный отгул. Правда она не сделала так, как сказал Марко (она не трахалась с кем угодно и сколько угодно), потому что за полтора месяца без выходных и постоянных перелётов работа её сама оттрахала сильнее некуда. Джоана просто отсыпалась в собственной квартире, в которой она жила абсолютно одна. Эту двухкомнатную квартиру в пятой муниципии Рима ей подарили родители, когда она получила работу в одной из крупнейших национальных телекомпаний. Её минимальный сон за эти дни длился девять часов. Первые два дня она просыпалась только
