– Хорошо, товарищ майор.
Мы ещё некоторое время понаблюдали за немцами, полчаса на это потратили, высматривая, есть там ещё кто или нет. Бабочкин и на дерево залезал, но ничего нового не приметил, высоты не хватало. Трёх немцев могли лишь наблюдать. Правда, когда мы уже собрались отползать, появился четвёртый, как раз оттуда, где, я предполагал, может стоять палатка или что-то вроде неё, навес или ещё что, и сменил часового с другой стороны моста, где было село. Значит, их действительно больше, предположу полное отделение. Думаю, если взять их неожиданностью, мы покрошим всех.
Вернувшись к старшине, мы снова загрузились и, уйдя на километр в сторону, так чтобы возвышенность скрывала нас от охраны моста, и по той низине, где подкрадывались к телеге с полицаями, выбрались на дорогу. Правда, не остановились, а по той же дороге стали уходить подальше от моста. Это я перестраховывался. Вдруг стрелять придётся, чтобы охрана не всполошилась, если услышат, то крайне тихие и далёкие хлопки. По ситуации, в общем. Дорога не пустовала, нам приходилось часто складировать ящики на обочине, я делал вид, что распекаю стоявших навытяжку бойцов, причем так, чтобы их лиц с дороги было не видно, а иначе как объяснить усы у Лосева? По уставу они не положены. Пролетело несколько мотоциклов-одиночек с посыльными, пяток легковушек было, и две колонны прошло, мы за это время прошли по дороге, с частыми остановками, километра два, когда наконец появилось то, что нам нужно. До наступления темноты оставалось чуть больше часа, дорога стала пустеть, так что мы уже испытывали нетерпение, когда следовавший замыкающим старшина, воскликнул:
– Грузовик! Со спины нас догоняет. Один.
– Ящики на обочину. Старшина, садишься на них спиной к машине. Бабочкин, мы с тобой изображаем пост. Хиленько, ни блях, ни жезла нет, но пусть думают, что мы попутку ловим. Офицеру не посмеют не подчиниться. Приготовить оружие.
Мы быстро всё сложили, тем более я ящик не нёс, только сумку с запалами и подрывной машинкой, поэтому встал с краю дороги, Бабочкин в паре метров от меня, держа автомат так, чтобы с ходу можно было применить его, и поднял руку. Грузовик всё же стал притормаживать. Я рассмотрел в кабине солдата-водителя, у него были нашивки ефрейтора, и офицера, обер-лейтенанта. Как только машина замерла, дверца со стороны пассажира распахнулась, и выглянувший обер-лейтенант, мельком глянув, как Бабочкин направился к заднему борту, чтобы глянуть, есть ли кто в крытом кузове, неожиданно показал мне жетон СД, сказав приказным тоном:
– Лейтенант, мы спешим, поэтому подбросить вас не сможем.
Тут Бабочкин, вскинув автомат, истерично заорал:
– Руки вверх, суки!..
Причём не на немецком языке, как я его учил, а на русском. Поэтому действовать пришлось молниеносно, схватив офицера за френч, я выдернул его из кабины, бросая в объятия Лосева, вот он и приласкал лейтенанта, а я уже наставил на водителя «парабеллум», выдернув его сзади из-за ремня. Из кобуры долго, навык нужен, так что та у меня пустой была. Водитель, испуганно глядя на нас, поднял руки, а я мотнул старшине в сторону Бабочкина, тот продолжал, надрываясь, материться, пусть поможет. К счастью, дорога пуста была, так что, подманив к себе водителя, тот перебрался к открытой двери через место пассажира, глядя на меня как кролик на удава, ну и приголубил его рукояткой пистолета по голове. Финт сделал, махнул рукой, и когда он на неё посмотрел, отвлекаясь, другой ударил. А то был у меня случай, увернулся, когда я бил, чуть крик не поднял, а тут всё получись. Бросив ефрейтора на дорогу, я подбежал к кузову, где под прицелом бойцов из кузова выпрыгивали… советские бойцы? Чёрт, да мы никак диверсантов взяли. Теперь всё складывается, несмотря на налёт, аэродром продолжал работать, и это очередная партия для выброски в наш тыл. Четверо, двое в командирской форме, двое в красноармейской, невысокий крепыш и мелкий пацанчик в очках имели пустые петлицы. Все четверо в форме НКВД.
– Вяжем и в кузов, тех двоих тоже, – быстро приказал я и с ходу заехал по темечку дёрнувшемуся старлею, то есть младшему лейтенанту госбезопасности.
Те уже поняли, кто их взял, коллеги фактически, такое отчаянье в глазах стояло, но под дулами автоматов ничего сделать не смогли. Сначала из-за растерянности, что их как салаг взяли, а потом, когда очнулись от неожиданности, было поздно сопротивляться, мы их связали, потом и обоих немцев в кузов закинули, также забросили вещи, бойцы забрались в кузов, сторожить пленных, а я прошёл к кабине. Проехав чуть дальше, до ближайшего съезда, которым мы раза три пользовались, когда разное имущество к схронам доставляли, съехал и встал на опушке. Так, чтобы с дороги нас не видно было.
Дальше приказал раздеть всех четырех диверсантов, форма неплохая, та, что старлея, как на меня шили, мало ли пригодится, поэтому снимать нужно аккуратно, а сам сбросил с кузова офицера, тот уже приходил в себя, и потащил подальше в сторону, нужно вдумчиво его расспросить. Сдёрнув с него планшетку, сначала изучил сопроводительные документы на эту четвёрку диверсантов, а потом уже стал допрашивать офицера. Кричал тот сильно, кляп пришлось использовать, но ничего, разговорил. Сломался офицер. Суть задания тот, к счастью, знал, так как вёл подготовку к выполнению. Если проще, эта четвёрка должна ликвидировать Сталина. Без шуток. Двое из диверсантов подрывники, был ещё командир и тот мелкий радист. В общем, известно, в какой день тот поедет со свитой, нужно заминировать дорогу и рвануть. Причём операция была составлена таким образом, что если даже те не долетят и не встретятся со связным, то основная группа, что уже работает в Москве, решит проблему самостоятельно, и хотя у них было всего три дня до акции, найдут подрывников там. Закончив допрос офицера, я его утащил к машине и бросил рядом, тот рыдал, размазывая кровавые слёзы по лицу, связанными руками доставал, а я, ухватив следующего, обнажённого диверсанта, с него всё сняли, как я и приказал, кстати, как доложил Лосев, у них даже штампы на нательном белье были одной части, хорошо подготовились, и потащил на допрос. Офицер не всё знал, например, кто связной, место встречи и пароль, поэтому мне нужен был старший группы, им я и занялся. Эта скотина оказалась очень упорной, минут десять ломал его, пока не справился. Узнав у него всё что нужно, прирезал, трое других без надобности, простые исполнители, всё, что нужно, знал только этот. Тот ещё волчара, отец австриец, а мать русская.
Быстро и волоком дотащив его тело до машины, на ходу стал отдавать приказы:
– Обоих немцев
