По ту сторону шторы полумрак. В воздухе — лёгкий запах дыма с уже знакомой Доминику Каро ноткой пряности. Комната кажется огромной, и не напрасно: она составлена из четырёх комнат, между которыми снесены перегородки. Обстановка сошла бы за бедную, если бы не стеллаж с книгами у одной из стен. Хозяин апартаментов — сухощавый седой мужчина лет пятидесяти — сидит в углу, за письменным столом и курит старинную изогнутую трубку. И трубка, и стол, и книги, и серая рубашка на пуговицах, и аккуратная стрижка — великолепие, доступное лишь обитателям Ядра. Но это Сириль — один из миродержцев Третьего круга, и он может позволить себе любую роскошь.
Кроме легального пребывания в Ядре, мысленно поправляет себя Ники.
Увидев визитёра, Сириль откладывает трубку, поднимается с места.
— Дорогой гость! — восклицает он. — Странно видеть тебя здесь, а не в клубе. А где твоя девица?
Ники пересекает комнату, протягивает руку в знак приветствия. Рукопожатие Сириля крепкое, деловое. Тонкие губы трогает тень улыбки, но глаза остаются холодными. Формальная радость, привычная настороженность.
— Девицу отправил домой, у неё ранний подъём. Я по делу.
Ноги перестают держать Доминика, и он тяжело оседает на стул. Сириль хмурится, высокий лоб прорезают морщины.
— Плохо выглядишь. Что-то принял, нужен антидот?
— Ходил посмотреть на звёзды, — признаётся Ники. — Не думал, что это так скажется. Сириль, вот эта коробка — аванс за одну услугу. Там виноград.
— Куда ж вас понесло без фильтра, пылкий юноша?
Доминик каменеет лицом, распрямляет спину.
— Читайте нотации своим подчинённым, Сириль. Перед вами как минимум равный.
Хозяин усмехается — едва заметно. Кладёт трубку в тяжёлую стеклянную пепельницу на краю стола, проходит вглубь комнаты, где ведёт на второй ярус винтовая лестница, и зовёт:
— Элоди!
Наверху скрипит кровать, слышатся шаги, и сонный женский голос откликается:
— Что случилось?
— Оденься и принеси мне инъектор и коробку с третьей полки стеллажа. Небольшой пластиковый контейнер с синей крышкой. У нас гость, и требуется помощь.
Сириль возвращается к Доминику, усаживается, внимательно смотрит на тяжело дышащего молодого человека и спрашивает вполголоса:
— Так что у тебя за дело?
— Сперва скажите, что вы собираетесь мне вколоть, — недоверчиво бурчит Доминик.
— Эритропоэтин и оксигематин. Один нейтрализует действие диоксида азота на гем, второй усиливает выработку красных кровяных телец, — скучным тоном отвечает Сириль. — Давай уже к делу.
Ники медлит, подбирая слова, потом выдаёт:
— Мне нужно, чтобы ваш человек перебил моей девушке Код до уровня свободного доступа в Ядро. Или хотя бы до рабочего доступа.
Теперь уже Сириль медлит, не сводя с лица Доминика цепкого внимательного взгляда. Он молчит, и затянувшаяся пауза заставляет молодого человека продолжить:
— Я точно знаю, что у вас есть такие умельцы. Даже знаю, что это женщина. Потому и пришёл. За ценой не постою.
По лестнице спускается сутулая коротко стриженная женщина лет сорока. В левой руке она несёт пластиковый контейнер, правой придерживает на груди запахнутый халат. Сириль бросает на неё быстрый взгляд, склоняется к уху Доминика и шепчет:
— Тебе не жалко девчонку, Каро? За что ты с ней так?
— Она будет под моей опекой. Я так хочу. Остальное никого не касается, — тоном, не допускающим возражений, чеканит Ники.
Сириль сокрушённо качает головой.
— Ты платишь, Доминик. Я исполняю. Но расплачиваться придётся твоей косоглазой. Ты об этом подумал?
— Ты исполняешь? — с нажимом переспрашивает молодой человек.
— Да. Исполняю. И давай уже закатывай рукав. Мои люди доведут тебя до машины. А мы с женой наконец-то пойдём спать.
2. Онамадзу
Штиль. Сейнер неподвижно замер в километре от берега — серый, последний раз крашенный в незапамятные времена, с изъеденными ржавчиной бортами и почти стёршимся названием — «Проныра». Под полуденным майским солнцем он похож на рыбу, которую старательно добывает для жителей Азиля — тусклый, неприметный на фоне морской глади.
Капитан Франс Гревье и его команда отдыхают в кубрике. Невысокая скуластая Акеми как единственная женщина в их компании разливает по стальным мискам жидкий суп с йодистым водорослевым амбре. Разговоры привычно сводятся к трём темам: улов, выпивка и обсуждения очередного дурацкого сна белобрысого юнги Жиля.
— Не томи! — перекрывая общий хохот, громогласно требует Гревье. — Давай дальше! Огюст угадал? В листьях баба спала?
Жиль вспыхивает до корней волос и делает вид, что, кроме супа в миске, его больше ничего не интересует.
— Боннэ, дьяволёнок, рассказывай дальше! — орут рыбаки наперебой. — Что там было, в этих листьях? Боннэ, дала тебе эта красотка или нет?
Мальчишка молча орудует ложкой, левой рукой придерживая чёлку, закрывающую половину лица. Капитан толкает его в плечо:
— Боннэ, хорош ломаться! Давай дальше рассказывай! Или полетишь за борт!
— Вы п-помешались на б-бабах, вот так вот! — взрывается Жиль. — Д-даже в рыбе их видите! Не б-было н-никого в моём сне! К-куча листьев, и всё!
От хохота команды дребезжит половник в опустевшей кастрюле.
— За борт! — радостно орут четырнадцать глоток.
Молчит только Акеми, потягивая свою порцию супа из кружки. Она безразлично наблюдает, как Жиля хватают двое рыбаков, как боцман напяливает на мальчишку пробковый спасательный жилет, и команда с довольным гомоном выносит свою жертву на палубу. Акеми провожает их взглядом и пожимает плечами: одно и то же почти каждый раз. Когда им надоест издеваться над мальчишкой? Жиль пришёл на сейнер почти два года назад, и с тех пор редкий выход в море обходится без вышвыривания мальца за борт по любому поводу. Боцман и помощник капитана даже соревнуются, кто дальше метнёт тощего юнгу. А вылавливать его всегда достаётся ей.
— Что — других нет? — возмущается всякий раз Акеми. — Я среди вас не младшая, плаваю не лучше всех. Почему всегда я?
Ответ каждый раз один и тот же: «Да потому, что у тебя нет яиц!».
