И всё бы ничего. Хрен бы даже с тем, что мы опять «заехали не туда». Проблема образовалась там, откуда её не ждали. «Форд» сломался.
— Алтай стой! — слышим крики и сигналы из других машин.
Алтай останавливает «Соболя». Мы вылезаем, что бы понять, что случилось?
— «Форд» нае…ся. Нарва его всё-таки добил, — с грустью в лице вещает нам Джонни. С грустью, потому что он сам в нем ехал.
— Что с «Фордом»? — убитым голосом спрашивает Татарин.
— Я не знаю, иди сам глянь, — отвечает Джонни.
Мы подходим к «Форду». Возле него уже вся толпа наших и Нарва, который на карачках, с фонариком, светит под его днище, пытаясь понять, что произошло?
— Бл…ть, ты чё, Нарва, сделал с ним? — орёт на Нарву Татарин. — Тебя, кто учил так ездить?
— Да я сам не знаю, как так получилось, — вздыхает Нарва.
Из-под капота «Форда» тем временем, набегает небольшая лужа машинного масла.
Примерно ещё минут 10 Нарва с Татарином пытаются реанимировать «Форд». Но вскоре, поняв всю бесполезность этого мероприятия в условиях темноты и мороза. Татарин посылает Нарву туда, на чём обычно мы сидим, и залезает обратно в «Соболь».
— Пусть теперь сам с ним еб…ся, — сокрушается он. Мне он теперь нахрен не нужен.
Оставался только один вариант транспортировки «Форда» — это буксир. Причём сам «железный конь» уже начал остывать. Он напомнил мне в тот момент тяжело раненого бойца, сраженного пулей на поле брани, который вот-вот отойдёт в мир иной. Печка у него, по понятным причинам, работать перестала.
И тут Стилет, который ехал в этом же «Форде» принимает, на его взгляд, «соломоново решение».
Он решает покинуть нас. Бросив напоследок пару фраз о том, что мысленно он будет с нами — его бойцами, отдав кое-какие распоряжения и пожелав нам всего хорошего. Стилет садится в другую, но уже целую, тёплую машину и с комфортом отчаливает в направлении Алчевска.
Делать нечего. Цепляем раненый «Форд» к «Соболю». Нарва садится за руль уже остывшего «Форда» и наша колона продолжает свой ночной путь по автобанам Новороссии.
Перед этим Джонни прыгает к нам, в кабину. А по дороге потихоньку уничтожает запасы провизии, которые «Корж» заботливо заныкал под сиденьем. На наш с Алтаем вопрос, что мы скажем «Коржу», Джонни с невозмутимым видом отвечает:
— Я жрать хочу, а от «Коржа» не убудет. У него ещё есть.
По дороге мы несколько раз останавливаемся по причине того, что буксир наш то развязывается, то лопается.
Татарин, сидя сзади нас в «Соболе», всю дорогу отчаянно рассказывает, что он думает о Нарве, Новоазовске и вообще обо всём этом в целом.
в ту морозную, февральскую ночь, сидя в кабине «Соболя» и вглядываясь в ночную мглу, я понял одну простую вещь — Стилет для меня, как командир, «умер» окончательно и навсегда!!!
С горем пополам и божьей помощью, в Алчевск мы прибыли в пять утра.
ЛОМОВАТКА— начало февраля 2015 года.
Таааа — таааа… та-та-та… Та-та, та-та, Та-тааа, — слышу я сквозь сон миномётую очередь. «Работают» наши. И судя по выстрелам, работают из «Василька». Привычно дрожат окна, и сыпется с потолка штукатурка. Значит, работают где-то недалеко.
— И чё им не спится? — размышляю я, зевая. Ночь ведь на дворе.
Бах, бах, ба-бах… Это уже «ответка» от укропов из чего-то тяжёлого.
Тааа — тааа… та-та-та… Та-та, Та-та, Та-тааа. Опять раздаётся очередь из того же миномёта.
— Снова та же песня. Что-то мотив какой-то знакомый, — вдруг понимаю я, переворачиваясь на другой бок.
Стоп! Да это же «спартаковский бит». Так фанаты «Спартака» на стадионе орут свою любимую «кричалку»:
— «Так, так… только так… Атакует, «Спартак».
Я, как болельщик ЦСКА её хорошо знаю. Видимо тот, кто сейчас лупит из «Василька» по Дебальцевскому укреп-району, таким образом решил передать привет тем украм, кто болеет за Киевское «Динамо».
— Юмористы-футболисты, мать вашу. Дайте поспать.
Поднимаю голову. Наши все спят. Спят, как обычно — прям в одежде, на матрасах. А кто-то и в берцах, не снимая разгрузки. Спят на партах и на полу, как и я.
Кто-то даже храпит. Кажется это Косой. У него нос перебит, как он сам говорил. Отчего, когда разговаривает, немного гундосит.
Судя по рисункам на стенах и игрушкам, расставленным на полках, мы расположились в «первом классе» Ломоватской средней школы. Странные ощущения. Никогда не думал, что снова окажусь в первом классе, но уже в качестве российского добровольца. Причём не где-нибудь в Косово или Сирии, а на Донбассе. На Донбассе, который этот доброволец приехал защищать от самой Украины. Бред, скажешь ты? Да нет — это реальность. Чего же только жизнь не подкинет, да?
Дети, естественно, в школе не учатся. Война!!!
Смотрю на часы. Три часа ночи. Моя смена уже через час. Я меняю «Албанца», который в карауле, возле класса, где отдыхает наш штаб «Призрака».
— Надо бы ещё поспать, — говорю я сам себе. И под «мелодию» спартаковского бита из «Василька», снова проваливаюсь в царство Морфея.
Где это мы, почему в школе, почему на полу и почему так близко «работают» наши? — спросишь ты меня читатель.
Всё очень просто. Это — ЛОМОВАТКА, братан!
В этом населённом пункте, как ты уже, наверное, догадался, располагался наш штаб бригады «Призрак». Школа была нашим местом дислоцирования в то время. А мы, все те, кто находился в этом классе, были личной охраной комбрига Алексея Борисовича Мозгового.
Населённый пункт Ломоватка тогда находился практически на передовой линии фронта. До самого Дебальцево по прямой — 10 км, а до позиций укропов и того меньше.
— 7 февраля 2015 года. Алневск. (За несколько дней до описываемых выше событий).
Вот уже несколько дней парни из нашей роты находятся в Ло-моватке, в личной
