И что бы избежать в дальнейшем различных кривотолков, дам этому объяснение.
Вот, что мне в личной беседе, рассказал Серёга Тюрин («Зязик»), который сам тогда был в «личке» у Борисыча (терминология, грамматика и стиль его письма сохранён, как есть):
— «Тавр, я сам там был… Конфликт произошёл после того, как Боря со Школьником после 2-х суток с «Первым» не спавшие и не евшие поехали отоспаться в Алчевск и оставил после себя Песню, а по приезду их первый заставил параши мыть… Типо съе…лись, вот после этого они и ушли… Не справедливо было… Пацаны верой и правдой служили ему и никто не свалил, а просто поехали спокойно поспать…» Первый» мог иногда загонять… Я ушёл (А я на тот момент тоже был в охране) из-за конфликта с Песней… Он на себя «одеяло» начальника сильно потянул (звезду поймал что ли?)…Но это не помешало нам потом остаться друзьями(поговорили и поняли друг друга)… Я перешёл в Информ-отдел и лазил на том же передке, ну ты знаешь…»
Вот, как-то так. Короче говоря, охрана комбрига Алексея Борисовича Мозгового к тому времени уже полностью осуществлялась силами нашей роты «СБ» «Призрака». Хотя, если по-честному, ело-во «рота» к нашему подразделению, тогда имело определение скорее формальное, чем реальное. Дело в том, что к началу Дебальцевской операции, нас насчитывалось примерно 22–25 человек. И то с натяжкой. Что по численности состава больше соответствует взводу, чем роте. Но зато все были при деле:
— Две четвёрки — ГБР.
— Одна в карауле, на штабе («избушке»).
— Ещё одна четвёрка заступала в наряд по роте.
— И 6–8 человек тогда были в самой охране у Борисыча, в Ло-моватке.
Вот собственно и вся рота. Были, конечно, ещё разные приходящие-уходящие бойцы. Но они, как правило, надолго не задерживались. Неделя-другая и они «отчаливали» в другие подразделения. Причины у всех были разные. Но основных было две:
1. Не желание «сидеть в тылу» в то время, как идёт штурм Дебальцево.
2. Дисциплина и «сухой закон», которые царили в нашей роте.
Скажу честно. При всём моём «не однозначном» отношении к
«Стилету», как к командиру и человеку, дисциплину и сухой закон он умел держать. Сам не пил и другим не давал! Что, в условиях боевых действий имело большое, если не решающее значение.
Думаю, что многие уже слышали из разных источников, про «вольный образ службы» в других подразделения. Как с нашей стороны, так и в рядах ВСУ, у укропов. Народу «по-пьяни» гибло больше, чем при боевых действиях. На руках ведь у всех оружие. Я уж молчу про боевые гранаты. Выдернул колечко «по синьке» в блиндаже, казарме или другом закрытом помещении… и нет отделения. Потом конечно родственникам расскажут, что их сын (муж, брат) погиб «смертью храбрых, при выполнении особо важного задания». И это тоже нормальная практика. Лучше так, чем если они будут знать, что от рук своих собратьев по оружию, под кайфом «зелёного змия».
Но я отвлёкся. В предыдущей части я рассказывал, как мы ездили в Новоазовск вызволять Алтая, Джонни и Татарина «из плена». И что в итоге, из всего этого получилось.
После той поездки, сделав определённые выводы, я для себя окончательно решил, что оставаться дальше в роте, под командованием Стилета, не имеет смысла. Слишком уж у нас с ним был разный подход и взгляд на вещи, о которых я излагал ранее. Плюс, регулярное нахождение в тылу, пусть даже и выполняя «важные задачи», моя мятежная душа больше не могла терпеть.
С Новоазовска мы вернулись, как я уже рассказывал в предыдущей части 7 — февраля, в 5 утра. В тот же день, с Ломоватки приехал «Албанец». Приехал, что бы помыться, постираться и переодеться в чистое, так как там с этим делом были большие проблемы.
С «Албанцем» у нас всегда были нормальные взаимоотношения. В первую очередь, потому что оба спортсмены, а ещё потому что Албанец всегда имел свою, не зависимую точку зрения, которую не боялся высказать в слух. А я таких уважаю. Сам такой.
— Албан, 3дарова! Вы когда приехали? — перехватываю я его в коридоре нашей казармы.
— Здарова, Тавридзе! — улыбаясь, приветствует он меня. — Да вот недавно совсем. Саня «Песня» отпустил на один день всего. Завтра обратно уже.
— Ну, и как там?
— Да нормально. Воевать можно. Вот только воды нет. Приехал помыться, да постираться.
— Я с вами поеду, как соберётесь, — говорю я ему.
— А «Стилет» в курсе?
— Ещё нет. Сейчас пойду разговаривать с ним.
— Понял. Ну, удачи тебе тогда. Потом скажешь, когда решишь вопрос.
— Да, конечно, — говорю я Албанцу и иду в комнату к Стилету для разговора.
Подхожу к его двери. Стучусь. Тот «у себя».
— Командир, ты не занят?
По виду Стилета понимаю, что он не в духе и не особо рад моему приходу. Но так как я всё же зашел, решает поговорить.
— Что у тебя на этот раз?
— Я решил уехать в Ломоватку.
— В Ломоватку говоришь? А здесь тебя чем не устраивает?
— Ты знаешь чем? — отвечаю ему.
— А справишься?
Я начинаю широко улыбаться, понимая подвох стилетовского вопроса.
— Командир, а с чего это ты решил, что я не справлюсь? Или, может, ты мне не доверяешь в чём-то? Так ты скажи.
— Дело не в доверии, а в умении. Там боевые действие идут. Там Мозговой.
— Я в курсе, что там Мозговой, и что там идут реальные боевые действия. Поэтому и пришёл к тебе. Или ты хочешь сказать, что там сейчас с ним «лучшие из лучших», а мы тут так, «за водой вышли, погулять».
