Разгружаемся в каком-то дворе, берем вещи с собой и идем к зданию штаба. Там нас встречает «Прапор». Короткое знакомство, утвердившееся его фразой: «а, дроздовцы!…» Таких почестей я, пожалуй, не ожидал… Нас временно отправляют в общий пункт для новоприбывших. Он располагается в недостроенной многоэтажке, точнее, в ее подвале. Когда спустились вниз, признаться, немного взяло уныние, особенно от перспективы провести здесь несколько дней, пока решат, куда тебя отправить. В очередной раз пишем биографии. Много курим (спасибо «Хмурому» за мальбору). Но, к счастью для нашей группы, все оказывается проще: мы сидим в подземелье не больше пары часов, нас вызывают «к «Первому»». И вот мы снова у штаба, но уже во внутреннем дворе. Просят подождать, когда «Первый» освободится. Медленно идут тугие, резиновые минуты, не верится… Во время ожидания издалека видим Пономарева, находящегося под домашним арестом. Впрочем, его фигура воспринимается не более, как антураж, на него уже никто всерьез не обращает внимания в эти дни.
Проходит минут двадцать, может, больше, и из здания штаба появляется человек, которого до этого мы все, кроме Председателя, видели только в сводках с фронта… Короткая команда Игоря Борнеовина: «В одну шеренгу!…» Бесхитростные уставные приветствия, заканчивающиеся улыбкой Стрелкова и его дружеским рукопожатием с Председателем. Чувствуется, что оба они с облегчением вздохнули: группа дошла до Славянска и дошла без потерь. Дружеское рукопожатие и приглашение вечером на чай — пустые в сущности формальности, когда человек, прекрасно понимающий, что никакого вечернего чая устроить не удастся, все же приглашает своего друга… приглашает, искренне того желая, на полсекунды забыв про то, что происходит вокруг.
Нашу группу отводят в тот двор, где мы разгружались, и выдают оружие. На свет Божий выносят более менее сохранившиеся АК-74 и пережившие нескольких советских генсеков и первого президента «свободной» России АК-47… Пользуясь «психологическим эффектом», успеваю взять «сорокседьмой». Оказывается, художники бывают не такими уж и впечатлительными… (впрочем, носил я его недолго, он был отобран у меня комвзводом разведки, в обмен мне дали 74-й). К автоматам выдается по четыре магазина для 74-х и по три для 47-х. К ним патроны в пачках, сколько точно сейчас не вспомню, но после того, как магазины были заряжены, кажется, пачки три-четыре еще оставалось. Вообще, проблема с патронами калибра 7.62 ощущалась особенно сильно. Ремни к автоматам в комплект не входили (я до самого своего отъезда из Новороссии так и не смог достать обычный автоматный ремень, в Иловайске носил автомат на одной лямке от АГСа, не очень удобно, но лучше, чем на бельевой веревке, а такое бывало). На группу дают РПГ-7 и неслыханную роскошь, кевларовые каски.
Следующий час посвящаем мытью оружия, в таком виде даже Калашников стрелять не будет. В подвале, где нам довелось отмывать автоматы, встречаем занятного мастодонта, а именно пулемет ДШК на станке, маркировка не оставляет равнодушным «1944». По сравнению с ним наш РПГ 1964 года выпуска просто мальчишка. Противотанковые ружья 1942 года выпуска мне еще предстоит увидеть. На передовой. Зашедший к нам «Прапор», как будто извиняясь, что сие чудище, способное пробить БТР навылет, мирно покоится в подвале, объясняет ситуацию: «Нет к нему патронов…»
Следующий визит «Прапора» несет в себе намного больше мотивации — приказывает выходить и грузиться. Впихиваемся в УАЗ «буханку», хриплый старт, выезжаем из двора, с нами едет «Прапор», нас отправляют в Николаевку пополнять разбитый под Ямполем батальон. Сидя в Ростове, мы оказались почти отрезаны от интернета, ничего не знали про крушение нашего плацдарма под Ямполем и отходе в Николаевну. Про то, что Николаевна будет «следующей», узнали, уже находясь на позициях.
Буханку трясет на дорожных ухабах и колдобинах, едем на полной скорости, проезжаем Семеновну. Водитель отчего-то матернулся, «Прапор» резко обрывает его: «Не материмся, ребят. Богородицу не отгоняем!!!» Слева и справа сплошь разбитые дома. Помню, еще до нашего отъезда из Петербурга слышал сводку от Стрелкова, что в Семеновне не осталось ни одного целого здания. И вот Семеновна, за которую уже пролито столько крови, мелькает за окнами — узкая горловина которую так и не смог перегрызть неприятель. Батальон, защищавший этот рубеж, позже получит имя «Семеновский», от этого имени будет веять былой славой русского оружия. Те, кто отстояли в жутких боях те считанные метры земли под ударами артиллерии и танков, под белым фосфором и газами, под ударами элитных частей ВСУ, стали достойны славного имени. В те дни, летом четырнадцатого года, у подножия Славянска ковалась новая слава новой русской армии, в огне боев, через героизм свих солдат, через своего командующего впитывавшей в себя дух старой русской армии. Думаю, этим строкам предстоит выдержать немало глумливой иронии тех, кто не знает, как звук падающего снаряда отличить от звука падающей мины… Это уже не важно, я пишу только о том, чему был свидетель.
Сегодня интернет-карты не отображают название населенного пункта Семеновка под Славянском. Его просто НЕТ.
Семеновка позади, дорога поворачивает, и мы едем среди череды садов с крошечными дачными домиками, небольшой спуск и, вот, перед нами блокпост. К прибытию в Николаевку нас остается четверо от первоначального числа группы выехавшей из Ростова: двое остались на службе в Краматорске, еще один (танкист) был распределен на Ноны в городе. Нас селят на крохотной двухэтажной дачке, которая в высоту кажется больше чем в ширину, и на два-три дня оставляют «пообвыкнуться». Двое наших, «Немец» и «Белый», уходят в разведвзвод, отчего РПГ остается бесхозным и автоматически передается, таким образом, мне. Впрочем, история того, как я стал гранатометчиком, этим вовсе не ограничивается.
Еще задолго
