– Когда наступил день начала гастролей, я проехал уже пятьдесят миль, но вернулся – и к тому же за свой счет! – чтобы повидаться со своим клиентом и послушать, что он думает о том, как я его представил. Я сел в поезд Гартсайда по дороге и поехал дальше вместе с ним. Он торжествовал и бурно выражал свой восторг, сказал, что еще никто лучше меня не выполнял предварительную подготовку его гастролей. «Продолжайте, мой мальчик, продолжайте в том же духе. Вы на правильном пути!» – вот последние слова, которые он мне сказал. Я спрыгнул у депо и сел в поезд, идущий дальше, так как не хотел, чтобы Гартсайд меня выгнал, когда обнаружит, что все не так великолепно, как он ожидает. Мне кажется, он думал, будто его ждет толпа линчевателей, намеренная его вздернуть, и несколько полков армии штата, чтобы помешать им.
Когда я приехал в следующий город, газетчики уже знали о том, что я рассказал в Патрисия-сити, и хотели услышать от меня нечто еще более сенсационное, иначе они не смогли бы напечатать мой материал. Это был бы для меня шах и мат как для организатора гастролей, и я оказался в большом затруднении. Я не мог еще больше расхваливать мою «звезду», и единственным выходом было еще глубже погрузиться в ее вымышленные злодеяния. Это было неизбежно. Я хорошо понимал, что каждый следующий городок захочет усилить эффект, поэтому мысленно выстроил план. Мне придется распределить дальнейшие материалы между пятью разными городами, поэтому я разложил бумаги и начал готовиться. Я совсем не ложился спать в ту ночь, а провел ее за стенографированием. Утром я нашел опытную машинистку и надиктовал ей текст со своих стенографических записей. Потом выслал материал вторника по почте, а остальное подготовил к отправке, когда настанет время. Мне приходилось осторожничать и не посылать материалы слишком заранее, чтобы города или различные газеты одного города не могли их сравнить.
Ранним утром вторника я приехал в Хаслвиль, второй город турне, и с этого момента понеслось. Все газеты были заполнены не только моими собственными материалами, но и комментариями к ним. Кроме того, почти в каждой была передовица, в которой писаки расчленили моего трагика на кусочки. «Знамя cвободы» хотело представить его приезд чуть ли не международным преступлением.
«Взаимное признание законов и обычаев различными государствами страдает, – писали они, – если столь дружественная страна, как Англия, позволяет себе вываливать на наши берега груз таких преступных личностей, как этот Уолсли Гартсайд с толпой его хулиганов. То, что этот человек так долго остается на свободе, не делает чести нравственным устоям или душевному здоровью народа, допустившего его существование. Он – пятно на прекрасном лице космического закона, живой микроб интеллектуальной болезни, раковая опухоль даже в такой паразитической профессии, которой он занимается, вызов человеку и его морали, чистой жизни, развитию Божьих созданий – нет, даже самому Богу. Народу нашего государства в прошлом хватало смелости и энергии для того, чтобы быстро положить конец преступлениям против общественного благосостояния, прибегнув к жесткому правосудию в открытых судах естественного права. Мы слышали о том, как человеческий маятник качался на крепкой ветке одного из наших благородных лесных деревьев; есть воспоминания наших пионеров, которые благополучно пережили ничтожных злодеев, движущихся по рельсам в скромных нарядах из перьев и смолы. Задача героических душ, которые основали Хаслвиль, состоит в том, чтобы нарушить долгое молчание своего заслуженного отдыха и, ради защиты города, отвоеванного ими у лесной чащи, а также ради защиты своих близких, поднять свой голос и руку в защиту женской чести и неувядающего мужcкого благородства! Намека должно хватить. Verbum sapientice sufficit[42]. Мы закончили».
Эта газета дошла до Гартсайда после завтрака, и он сразу же дал мне телеграмму:
Продолжайте, это хорошо. «Знамя» взяло нужную ноту. Да здравствует живое сердце международного циклона!
В тот же день я поехал дальше, в Комсток, следующий пункт нашего маршрута. Я, конечно, уже отправил туда много предварительных материалов, и редакторы прислали мне за них благодарность. Но когда я зашел в «Вуп» – как я понял, это была популярная газета, – меня приняли определенно холодно. Как правило, я не жалуюсь на отсутствие почтения…
– Явное преуменьшение, дорогой сэр, – сказал трагик с вызовом во взоре. – Вы явно себя недооцениваете, используя отрицание!
Рассказчик окинул актера гневным взглядом, но спокойно продолжал:
– …Но признаю, что был несколько разочарован. Я спросил у редактора, не оскорбил ли я его чем-нибудь, раз приветствие так отличается от написанных им слов. Он мялся и жался, но в конце концов признал, что его опечалило то, что я отнесся к газете «Вуп» Комстока не так хорошо, как к «Знамени свободы» Хаслвиля.
«Как это? – спросил я. – Я ведь послал вам на двадцать процентов больше предварительных материалов».
«Да, с количеством все в порядке, но там не было таких пикантных деталей, которые пробудили дремлющую совесть даже такого заштатного городишки, как Хаслвиль. Полагаю, вам известно, что мы, молодые города, не можем жить, питаясь прошлым. Прошлое – плохая диета для растущей молодежи. Более того, мы живем на спине друг у друга, вцепившись в нее когтями. Нам в нашей газете нужна не успокоительная микстура, а нечто противоположное, и ничто иное не принесет нам пользы. Так что давайте, выдайте нам нечто подобное! Нам нужно кое-что посильнее, чем вы дали для Хаслвиля».
«Но ничего сильнее нет. Если сказать больше, это уже будет неправдой».
Казалось, редактор поражен до глубины души. Он воздел руки, словно взывая к силам небесным, и воскликнул: «Правда?! Неужели я дожил до того, что организатор гастролей труппы говорит о правде? Послушайте, мистер, нет смысла беседовать с вами об этике. Или я пьян – но для меня это слишком раннее утро, – или в вас есть некая наивность, которая мне непонятна. И могу вам сказать для вашего просвещения, что нас здесь мало волнует правда. Комсток – маленький город, и мы тут быстро покрываемся потом, а в лесу полно места для расширения нашего кладбища. Когда я получил ваше первое письмо, то велел своим парням придержать коней, потому что это ваши похороны и вы разбираетесь в этикете. Но мальчики были не слишком довольны. Они – хорошие ребята и могут выбить искры из враля, сочиняя историю. Понимаете? Так что лучше беритесь за работу. Вы своих людей знаете, а они – нет, поэтому ваша история будет более правдоподобной. К семи часам мне нужна эта история, а потом чем быстрее вы уедете, тем лучше».
Мне ничего не оставалось делать, как только выполнять инструкции
