Марина тяжело вздохнула. Женя поднял глаза, полные невыносимой муки.
– Нет. Прошу, скажи, что все не так… – с усилием проговорил он.
– Увы, – женщина дернула плечами. Было видно, что ее тяготил этот разговор.
– Но побег…
– Ты не заметил, что в истории слишком много нестыковок? Издержки спешно придуманного плана. Открытая дверь в камеру, караул без сознания – и тут я, супергероиня, уложившая в одиночку трех взрослых мужиков и выбравшаяся из запертой комнаты? – Алексеева горько улыбнулась.
– Нет… – как заведенный повторял парень.
– Полковник сломал тебя. Унизил, измучил, лишил способности критически мыслить. Ты поверил мне. А дальше… Дальше оставалось только подталкивать тебя в нужном направлении. Когда тебя обвинили в поджоге, ты едва не сорвался. Если бы не мой разговор с Егором Михайловичем, он бы поверил тебе. Но я была убедительна. Знаешь, вся моя жизнь была посвящена оттачиванию мастерства виртуозной лжи. И, пожалуй, я даже в какой-то мере горжусь собой, так красиво врать – это уже искусство. Мне очень жаль, что твой отец настолько не любит тебя, что готов был поверить посторонней женщине, а не своему собственному сыну, – печально сказала Марина.
– Ты… Ты – дрянь. Сволочь! – сквозь зубы выдавил Женя.
– Пусть так. Часовые у дверей были в курсе, – спокойно продолжала Алексеева. – Рябушев их предупредил. Когда мы выходили, они лежали лицом в пол и старательно играли свою роль. Полковник сам открыл камеру. Нас сопровождали до школы, гудок был условным сигналом, что мы в безопасности, Андрей Сергеевич выставил охрану. Ты не зря испугался, потом я покажу тебе кое-что, что лучше бы никогда не видеть. Но пока что – о нас с тобой. Мы добрались до бункера. Кстати, я и правда не знала, что за тени бродят в лесу. Теперь я в курсе. Это действительно споры грибов, растущих на стволах деревьев. Им не страшен холод и снег, они живучи, как тараканы. В них содержится наркотическое вещество, наподобие лизергиновой кислоты, оно вызывает галлюцинации, а концентрация такова, что спустя пару минут человек умирает от передоза. На меня эта гадость не действует, а на тебя – за милую душу. Проникающая способность потрясающая. Резина химзащиты разъедается моментально, образуется микротрещина, вещество впитывается в кожу за доли секунды. Тебе повезло, я успела вытащить тебя раньше. Ты был нужен мне как пропуск в бункер. А дальше план приходилось сочинять буквально на коленке. Я была уверена, что Егор согласится уйти в убежище «Метровагонмаша», но тут подоспела гуманитарная помощь. Пришлось отдать их главному записку для Олега Семеновича и искать иной путь, благо Андрей оказался достаточно предусмотрителен, чтобы написать ее на случай форс-мажора. Тогда я решила поджечь бункер.
Каждое слово падало камнем, Жене казалось, что он видит кошмарный сон. Так не может быть. Это неправда. Это все ложь! Марина вновь наполнила стаканы и продолжала говорить. Юноше хотелось зажать уши, не слышать, не знать, но сил к сопротивлению не было.
– Пей, тебе станет проще, – почти сочувственно сказала женщина. – Мне нужна была жертва. Ты был идеальным кандидатом на эту роль, слишком много знал, слишком много думал. Когда ты поссорился с отцом, даже не представляешь, насколько ты облегчил мне задачу. Я тебя пожалела, успокоила – а тебе только это и было нужно. В чае было сильное снотворное. Кстати, часовые тоже его выпили, не подозревая беды. А дальше просто. Вытащить тебя на улицу, залить штаны бензином и сунуть в руку канистру. По моему расчету, ты должен был проснуться, когда все уже выйдут из убежища. Так и получилось. Тебя поймали на месте преступления, даже у Егора не осталось никаких сомнений. Изгой и объект всеобщей ненависти – все складывалось как нельзя лучше. Знаешь, я не такая плохая, Женя. Мне правда было жаль тебя. Я пыталась помочь, всеми силами пыталась. Таскала тебе еду, утешала. Тот разговор ночью… Серьезно, если бы ты меня ударил тогда, мне было бы проще, чем видеть твое отчаянье. Все же я привязалась к тебе, хотя не хочу в этом признаваться даже себе. Думаешь, я не видела, как ты крадешься за мной по коридору? Ты видел, как я выхожу на поверхность, лишь потому, что мне это было нужно. Расшатать твои нервы, вывести из равновесия. Знаешь, двадцать лет в бункере в Раменках научили меня видеть самые сокровенные порывы, иначе я бы не удержалась у руля своего убежища. Записка с совершенно очевидным текстом… Как я надеялась, что ты не станешь паниковать, поймешь, что это все фарс, игра. Ты действительно был мне симпатичен, я надеялась, что ты намного умнее. Я ошиблась. Мне было нужно, чтобы ты увел из бункера самых думающих, самых сильных. Те люди, что пошли за тобой, действительно лучшие, и они так бездарно умерли. И ты сделал это! Я была разочарована. Ни одного неверного шага, идеально, как по нотам, сыгранная роль, которую мы с полковником придумали для тебя. Жаль, что погибают те, кто достоин жить. Я не предусмотрела одного. Ты забрал с собой моего сына. Рябушев был в ярости, малыш был нужен ему для эксперимента. Собственно, за это ты расплатился на допросе. Андрей не мог сдержаться, а я не могла ему помешать. Знаешь, когда я увидела, как собаки утащили ребенка, то вздохнула с облегчением. Эксперименты военных часто очень болезненны, нам ли с тобой не знать, и крошка избежал этой участи. Спасибо тебе. Я любила его отца. Мне было бы невыносимо смотреть, как мальчик страдает, хотя особых чувств к нему у меня не было. А ты идеально сыграл свою роль. Я проводила вас до самого метро, удостоверилась в том, что моя информация верна, Бабушкинская давно заброшена. Потом меня вынудили вернуться, на сутки я потеряла вас из виду. Но расчет оправдался, вы пришли обратно в Мытищи. Мне пришлось долго убеждать Андрея Сергеевича оставить тебя в живых. Не хочу, чтобы ты умирал. Я правда этого не хочу.
– За что? – простонал Женя. – За что? Почему я? Почему?
– Ты оказался не в том месте не в то время. И знаешь, ты единственный, кто не был сволочью во всей этой истории. Мне жаль, что это случилось с тобой, – голос Марины звучал совсем тоскливо.
Юноша смотрел на нее снизу вверх, без ненависти и злобы, его глаза были сухими, страдающими, полными невыносимой боли. Алексеева не выдержала его взгляда.
– Ты еще многого не знаешь, – тихо сказала она. –
