Теперь Марина была уверена, что кроме радиации, заключенным ничего не грозит. Решетка надежно защищает от хищников, если им вздумается появиться на территории военной части. Стены спасают от солнца и снега. Идеальные условия для продолжения эксперимента Доктора Менгеле.
Алексеева обернулась, прежде чем отдать очередную команду. Те пленники, которым не повезло оказаться одетыми, были уже почти синими от холода. Марине было жаль их до слез, но таково было распоряжение Геннадия. Он искал ответы на несколько своих вопросов, заставив несчастных смертников замерзать в их последней темнице.
Действие пластохинона притупляло эмоции, оставляя только нужные для выживания. «Образцы, помещенные в экстремальные условия, оставшись без надзора, должны каким-то образом отреагировать на происходящее. Те, кто лишился одежды, спустя некоторое критическое для них время, могут наброситься на одетых и отобрать у них теплые вещи. Конечно же, некоторые погибнут, но я и не рассчитываю, что больше трех человек останутся в живых. Итак, повторю, или раздетые отберут у одетых вещи, или замерзнут насмерть, не сумев этого сделать. Возможен иной вариант. Те, у кого остались теплые вещи, могут проявить эмпатию и сострадание, отдав часть из них замерзающим, но тогда сами будут страдать от холода. Количества одежды хватит на то, чтобы так или иначе одетыми оказались все, но ее недостаточно, чтобы каждый мог согреться. Все, о чем я сказал, произойдет в первые двенадцать часов эксперимента. Дальше уже начнется исследование действия радиации в сочетании с эс-кей-кью», – объяснял Алексеевой Доктор Менгеле. В какой-то момент женщину и саму заинтересовало, что же возьмет верх у этих несчастных, измученных людей. Желание выжить любой ценой или человечность? Марина много раз задавала себе вопрос, что бы она сделала, если бы перед ней встал такой выбор, но не находила ответа. Ради тех, кто любим и дорог, можно пожертвовать многим, но сработает ли это со случайными людьми, пусть и прожившими почти два года бок о бок? Несомненно, у них когда-то были симпатии и привязанности, но ученый и полковник прекрасно знали, что делали. Они мастерски стравливали заключенных между собой, лишая их еды и сна, и наблюдали, как поведет себя каждый из них.
Геннадий поступил с несчастными в лучших традициях концлагеря, оправдывая свое страшное прозвище. Два года узники прожили в одной большой камере, где стояли лишь деревянные нары, и в углу занавеской было отгорожено отхожее место и умывальник. Доктор Менгеле сыграл на естественных потребностях человека. С утра дежурный будил их ручной сиреной, заключенным полагалось встать у стены для обязательного осмотра. Медики, служившие в лаборатории, ежедневно брали у них кровь и кололи довольно болезненные инъекции пластохинона и сопрющих препаратов. Дальше отводилось лишь пятнадцать минут, чтобы успеть поесть, одеться и отправить естественные надобности. Десять человек за пятнадцать минут. Всего девяносто секунд каждый заключенный мог потратить на то, чтобы сходить в туалет, умыться и отправиться на завтрак. Спустя несколько недель за место в очереди к умывальнику началась настоящая грызня. Тем, кто был в числе последних, на завтрак обычно оставались жалкие несколько минут. Не успевая управиться с содержимым тарелки, они до обеда страдали от голода. Доходило до драки, и тогда часовые разнимали узников, лишали еды и сна. Несчастным не приходило в голову договориться и меняться местами, животное начало взяло верх над человеческим. От скудного питания и нехватки витаминов у пленников начались желудочные расстройства, а остальные подгоняли, не давая лишние мгновения провести за спасительной шторкой. Опоздавшего заставляли унизительно отпрашиваться или терпеть. Те, кто не мог справиться с физиологией, подвергались издевательствам надсмотрщиков. Алексеева страшно ошибалась, полагая, что пленников не били. Телесные наказания были основной воспитательной мерой, показательные, жестокие.
Как и жители второго этажа, заключенные были обязаны по сигналу отставить миски и встать в строй. После отправлялись на самый нижний ярус бункера, на обязательные работы, которые длились почти весь день.
Рабы в убежище жили по точно такой же системе, и подопытные образцы ученого работали с ними наравне, но помимо всего прочего, им вводили препараты и готовили к завершающей ступени эксперимента.
Однако порой Доктор Менгеле на несколько недель освобождал своих подопечных от обязательного труда, и узники оставались в камере постоянно. Тогда ученый занимался исследованием реакций несчастных на различные нестандартные ситуации. Он выдавал нескольким паек, которого хватило бы на всех понемногу или одному, чтобы утолить постоянно грызущий голод, и наблюдал, кто поделится едой с товарищами. Первыми результатами Геннадий остался недоволен: сострадание и жалость к сокамерникам, которые голодными глазами смотрели на тех, кому повезло, возобладали, и еду делили на всех.
Тогда ученый поступил иначе. Под страхом наказания он запретил двум пленникам делиться своим пайком, еще два такого распоряжения не получили. Первый в итоге перенес показательную порку, решившись ослушаться Доктора Менгеле. Второй отказался делиться, и на следующий день его порция увеличилась вдвое. Еще неделю одни получали еду, другие голодали, но сытые не решались им помочь. Через несколько дней их поменяли местами, и ни один из голодавших не разделил свой паек с товарищами, желая отомстить. В камере росло взаимное недоверие. Дружба не поощрялась, вводилась коллективная ответственность. Почти за любое действие можно было получить как похвалу, так и кару, и вскоре узники перестали различать, что хорошо, что плохо. Началось доносительство, каждый желал утопить соседа, чтобы заслужить небольшие поблажки. Любой знал, что от него уже ничего не зависит, а потому пытался выиграть хоть что-нибудь.
Однако страшное слово «смерть» так и не прозвучало, Доктор Менгеле внимательно следил за тем, чтобы его образцы остались живы, и скоро результаты исследований перестали устраивать ученого. Ему было интересно, как поведут себя люди в совершенно иных, экстремальных условиях, лишившись надзирателей, вольные поступить так, как велит им совесть, зная, что от их действий зависит жизнь товарищей.
«Смог ли Геннадий сломать их настолько? Переступят ли они черту, из-за которой нет возврата? Какой ценой попытаются сохранить себе жизнь?» – думала Марина, глядя, как конвой заталкивает заключенных в их тесную клетку.
Алексеева закрыла за ними решетку и кивком отпустила часовых, оставшись одна в темноте коридора. В камере было тихо, все десять человек смотрели на нее, один из пленников, тот самый, который умолял о пощаде, схватился за прутья, напрасно ища сочувствия в ее лице.
Женщина присела на металлический ящик у стены, наблюдая. Узники, наученные садистскими методами полковника и Доктора Менгеле, не задавали вопросов, но их глаза были полны отчаянной надежды. Марине потребовалось несколько минут и немало мужества, чтобы
