Первую попытку штурма Граббе предпринял уже 13 июня. Неудачно. Батальон Апшеронского полка устремился на Старое Ахульго, но перед самым аулом горцы выкопали глубокую канаву. Несколько солдат пробовали, спустившись на дно перекопа, выбираться на другую сторону, подсаживая друг друга. Однако затея оказалась безуспешной. Апшеронцы отступили.
Не овладев Ахульго с наскока, Граббе приступил к методичной осаде, которая сопровождалась не умолкавшей канонадой тридцати пушек. Замкнуть кольцо вокруг шамилевского оплота не позволяла Сурхаева башня. Она давала горцам, запертым в Ахульго, возможность получать боеприпасы и продукты, которыми их снабжали жители соседнего аула Чиркей. 29 июня жерла русских пушек повернулись к Сурхаевой башне. Там держали оборону сто отборных мюридов, готовых закончить свою жизнь прямо здесь. После бомбардировки на штурм башни пошли апшеронцы и куринцы. Мюриды встретили атаковавших густым ружейным огнем, а затем устроили настоящий камнепад. Огромные валуны скальной породы с грохотом опрокидывались на головы русских солдат, карабкавшихся по почти отвесным стенам Крепостной горы. Командиру горцев Алибеку Хириясулу ядром оторвало руку, которая безжизненно повисла на сухожилиях ниже плеча. Алибек приказал мюридам: «Отрубите-ка это!» — но те не стали этого делать, уговаривая командира уйти с позиции. Тогда, наступив на висящую бесполезной плетью руку, горец отрубил ее сам, после чего продолжил руководить обороной башни. Штурм не удался. Граббе, видя мучительную смерть своих храбрых солдат, просигналил отбой.
4 июля бомбардировка Сурхаевой башни началась с удвоенной силой. Вот как описал работу русской артиллерии хронист Шамиля Мухаммад Тахир аль-Карахи: «Результаты этого многоорудийного залпа были до невероятности ужасны; страшный рев и гул громом повторялись окружающими скалами и заглушали вопли и стоны раненых; знойный летний воздух, густо смешанный с пороховым дымом, действовал удушливо; ураган из свинцовых пуль и осколков снарядов, камней и скал производил страшное опустошение; земля дрожала как при страшном землетрясении; везде валялись гниющие трупы павших славной смертью праведных; оставшиеся в живых защитники бродили как тень, изнуренные бессонницей, томимые жаждою и мучимые голодом». Об интенсивности орудийной пальбы можно судить по количеству залпов, производимых батареями Чеченского отряда. Батарея из четырех орудий делала до 1000 выстрелов в день: одна пушка выпускала 250 зарядов за 12 часов, 20 выстрелов в час. Команда «Огонь!» давалась через каждые три минуты.
От башни Сурхая остались руины, погиб почти весь ее гарнизон, но оставшиеся продолжали упорно сопротивляться. Для повторного штурма башни Граббе вызвал добровольцев. Всего их собралось около двухсот человек. Среди них был и поручик Николай Мартынов. Два года спустя он смертельно ранит Михаила Лермонтова у подошвы другой кавказской горы — Машука. Добровольцы стояли у Шулатлулго, ожидая сигнала к атаке. Они запаслись деревянными щитами, обитыми войлоком, для защиты от камней. После короткого, но ожесточенного боя Крепостная гора пала. Тут же на ней были размещены несколько орудий, взявших на прицел Ахульго.
Падение Сурхаевой твердыни породило уныние в мюридах Шамиля. Положение осажденных делалось все более безнадежным. Имам не предполагал, что осада продлится так долго. Он рассчитывал на поддержку соседних селений, верил, что Ахульго станет маяком, на свет которого соберутся восставшие горцы. Но помощи все не было.
Шамиль решил вступить с Граббе в переговоры, чтобы потянуть время, но генерал, уверенный в близкой победе, оставил послание имама без ответа и отдал приказ готовиться к штурму Ахульго.
Удар планировался в направлении Нового Ахульго. Тут у Граббе был небольшой плацдарм. На нижнем уступе, прямо перед селением, укрепилась рота Апшеронского полка. Шамиль разгадал замысел и приказал мюридам сбить апшеронцев с уступа. Это удалось, но через день рота вновь вернула оставленные позиции. Причиной такого поспешного контрудара стал категорический приказ Граббе. Генерал потребовал возвращения плацдарма любой ценой, а в противном случае грозил расстрелом каждого десятого солдата в роте.
Штурм начался 16 июля в пять часов пополудни. С раскатистым «Ура!» русские полки ринулись в атаку. Некоторое время их продвижение почти не встречало сопротивления. Вот солдаты перемахнули с помощью лестниц через канавы, преграждавшие путь к аулу. Вот уже показались сакли Нового Ахульго. И в этот момент горцы открыли шквальный огонь, в атаковавших полетели камни. Безжизненные еще минуту назад завалы вдруг ожили и ощетинились меткими ружьями горцев. В семь часов вечера штурм прекратился. Граббе отступил без всякого успеха, потеряв 156 убитыми и 719 ранеными. Одних офицеров было убито 7, а ранено 45. Такова была цена всего двух часов сражения за Ахульго. Разочарованный неудачей Граббе записал в дневнике: «Все опять по своим местам и, кроме потери, никаких последствий».
Следующий штурм Граббе предпринял месяц спустя. Шамиль все это время пытался вывести генерала на переговоры, но Граббе выдвинул ультимативное условие для их начала — старший сын имама, девятилетний Джамалуддин, должен стать аманатом — заложником покорности отца. Шамиль на этот шаг не решался, поэтому переговоры никак не начинались. Граббе знал, что Шамилю трудно. Промедление было на руку генералу, который проводил время за чтением книги немецкого философа Иоганна Гердера «Идеи к философии истории человечества». «Изящная аттическая форма слога отвечает возвышенной и ясной мысли», — замечал Граббе в своем дневнике.
17 августа Граббе отдал приказ идти на штурм. После оглушительной канонады Чеченский отряд вновь пошел на Новый Ахульго. Вытеснив горцев с уступа перед аулом, солдаты с помощью саперов быстро устроили ложемент (стрелковые окопы) и под этим прикрытием открыли огонь по мюридам. Шамиль не сумел выбить русских с этой позиции. Признав свое бессилие, имам поднял белый флаг. Он отдал своего Джамалуддина в руки Граббе, заплатив сыном за возможность вступить в переговоры.
На встречу с Шамилем Граббе отправил начальника своего штаба генерала Александра Пулло. Имаму предложили прийти в лагерь Граббе, фактически сдаться. Шамиль прервал переговоры. Он написал несколько посланий самому Граббе, просил разрешения остаться с мюридами в Ахульго, а затем поселиться в Гимры. Взамен предложил мир и верность соглашению. Для Граббе этого было недостаточно. Он потребовал сдачи Ахульго в течение трех дней, после чего Шамиль должен был отправиться в крепость Грозную: «Мы не в детские игры с ним (Шамилем. — А. У.) забавлялись, чтобы кончить почти ничем», — повествует дневник
