Я все на что-то смутно надеялся по привычке. Он решительно повторил:
– Уничтожены! Все кончено. Они потеряли одного, только одного. Они хорошо укрепились и разбили величайшую державу в мире. Они растоптали нас. Смерть одного марсианина под Уэйбриджем была случайностью. Ведь эти марсиане – только пионеры. Они продолжают прибывать. Эти зеленые звезды… Я не видел их уже пять или шесть дней, но я уверен, что они каждую ночь падают где-нибудь. Мы бессильны. Мы уничтожены.
Я ничего не ответил ему, тщетно пытаясь найти какие-нибудь возражения.
– Это даже не война, – продолжал артиллерист, – разве может быть война между людьми и муравьями?
Мне вдруг вспомнилась ночь в обсерватории.
– После десятого выстрела они не стреляли больше, по крайней мере до прибытия первого цилиндра.
– Откуда вы знаете? – спросил артиллерист.
Я объяснил. Он задумался.
– Что-нибудь неладное случилось у них с пушкой, – сказал он. – Да только что из этого? Они снова приведут ее в порядок. Если и будет небольшая отсрочка, разве это изменит конец? Люди – и муравьи. Муравьи строят города, живут своей жизнью, ведут войны, пока они не мешают людям, а потом истребляются. Мы стали теперь такими же муравьями. Только…
– Что? – спросил я.
Мы молча переглянулись.
– Что же они сделают с нами? – спросил я.
– Вот об этом-то я и думал, – ответил он, – много думал. Из Уэйбриджа я пошел к югу и обдумывал. Я видел, в чем дело. Людям пришлось плохо, вот они и стали пищать и волноваться. Я не люблю жаловаться, я привык смотреть в лицо смерти. Я не игрушечный солдат, а умирать все равно придется. Человек, не потерявший голову от страха, пройдет везде. Я видел, что все направлялись к северу. Я и сказал себе: «Пищи там не хватит на всех», – и повернул в обратную сторону. Я питался около марсиан, как воробей около человека. А они там, – он указал рукой на горизонт, – околевают кучами, топчут друг друга…
Он взглянул на меня и неожиданно замолчал.
– Конечно, – сказал он, – многие, у кого были деньги, бежали во Францию. – Он посмотрел на меня и продолжал: – Пищи тут повсюду вдоволь. Консервы в магазинах, вино, спирт, минеральные воды; а бассейны с водой и водопроводные трубы пусты. Я вам говорю то, что думаю. Они разумные существа, решил я, и, кажется, они хотят употребить нас в пищу. Сначала они разнесут наши корабли, машины, пушки, города, весь порядок и организацию. Все это будет разрушено. Если бы мы по размерам походили на муравьев, ну, тогда мы могли бы как-нибудь проскользнуть мимо. Но мы не муравьи. Мы слишком велики, нас можно задержать. Вот мой первый вывод. А?
Я согласился.
– Вот о чем я подумал. Ладно, теперь дальше: нас можно ловить когда угодно. Марсианину стоит только пройти несколько миль, и у него целая куча людей. Раз я видел одного марсианина, он у Уондсворта разносил дома на куски и рылся в обломках. Но так поступать они будут не всегда. Как только они разделаются с нашими пушками и кораблями, разрушат железные дороги и сделают все, что собираются сделать, то начнут ловить нас систематически, отбирая только лучших, и станут копить нас, запирая в клетки. Вот что они начнут делать вскоре. Пока они еще не принялись за нас как следует. Разве вы не видите?
– Пока еще не принялись?! – воскликнул я.
– Не принялись… Все, что случилось, произошло по нашей вине: мы не поняли, что нужно сидеть спокойно, докучали им нашими орудиями и разными мелочами. Мы потеряли голову и толпами бросались от них туда, где опасность была нисколько не меньше, чем там, откуда мы бежали. Они пока не хотят сбивать нас с толку. Они заняты своим делом, изготовляют все то, что не могли захватить с собой, приготовляют все для тех, которые еще должны прибыть. Возможно, что и цилиндры на время перестали падать по той причине, что марсиане боятся попасть в своих же. И вместо того чтобы как стадо кидаться в разные стороны или устраивать динамитные заграждения в надежде взорвать их, нам следовало бы примириться с неизбежным. Вот что я думаю. Это противоречит тому, что желает человек для своего рода, но зато совпадает с фактами. И согласно с этим взглядом я действовал. Города, нации, цивилизации, прогресс – все погибло. Эта игра кончена. Мы покорены.
– Но если это так, то к чему же тогда жить?
Артиллерист посмотрел на меня с минуту.
– Да, конечно, концертов не будет, пожалуй, в течение миллиона лет или около того, не будет ресторанов с закусками. Если вы гонитесь за этими удовольствиями, я думаю, что ваша карта бита. Если вы обладаете салонными манерами, не любите есть груши ножом или сморкаться без платка, то, я думаю, вам придется от всего этого отвыкнуть.
– Вы полагаете…
– Я полагаю, что люди, подобные мне, борются за право жить ради продолжения человеческого рода. Я говорю вам: я твердо решил жить. И, если я не ошибаюсь, вы тоже проявите свою первобытную натуру. Нас не истребят. Но я не хочу, однако, чтобы меня поймали, приручили, откармливали и растили, как какого-нибудь быка. Брр… вспомните только этих спрутов.
– Вы не хотите сказать этим…
– Именно хочу. Я продолжаю. Мы у них под пятой. Я все рассчитал; я обо всем подумал. Мы, люди, разбиты. Мы мало знаем. Мы должны учиться, а потом уже надеяться на удачу. И мы должны жить и сохранить свою свободу, пока будем учиться. Видите? Вот что нам нужно делать.
Я посмотрел на него с удивлением, пораженный его решительностью.
– Да! – воскликнул я. – Вы настоящий человек. – И я стал жать его руку.
– Не правда ли? – сказал он, и его глаза заблестели. – Хорошо я все обдумал?
– Продолжайте, – сказал я.
– Но те, кто хочет избежать их, должны быть готовы. Я готов. Ведь не все люди, пожалуй, способны преобразиться в диких зверей? А нужно именно превратиться в диких зверей. Я потому и остерегался вас. Я сомневался в вас. Вы худой и тонкий; я ведь не знал, что это вы; не знал, что вы были заживо похоронены. Все люди, жившие в этих домах, все эти проклятые канцелярские крысы ни на что не годны. У них нет мужества, силы, гордости. А без этого человек труслив. Они вечно торопятся на работу, я видел тысячи их. С завтраком в руке они бегут, как сумасшедшие, думая только о том, как бы попасть на поезд, на который у них есть сезонный билет, боясь, что их уволят, если они опоздают. Работают они, не вникая в дело; потом торопятся назад, боясь опоздать к обеду; сидят вечером дома, опасаясь проходить по глухим улицам; спят с женами, на
