– То есть?
– Так ты ходила на собеседование или нет?
– Естественно, ходила.
– Если я позвоню, что они мне ответят?
– Звони, – сказала Пэм. Отпив из своего стакана, она добавила: – Это так бодрит – то, что ты доверяешь мне.
Фрэнки пожала плечами.
– Ты права. Прости.
Дело было в том, что за всю жизнь Пэм не дала никому из близких ни единого повода доверять ей, однако сейчас Фрэнки не хотела заострять на этом внимание.
Живя в семье целеустремленных ученых, стремившихся к самосовершенствованию, Пэм намеренно шла в противоположном от них направлении. После первого курса бросила колледж. Меняя работы как перчатки – танцовщица, официантка, модель, – постепенно пристрастилась к кокаину и дважды попадала на реабилитацию. Пять лет назад вышла замуж за португальца, разработчика веб-сайтов, с которым познакомилась в ночном клубе в Мишен-Дистрикт. Он бил ее. Она изменяла ему. Когда он ее вышвырнул, Пэм перебралась к Фрэнки, в гостевую спальню, и до сих пор обитала там.
Сейчас у нее были деньги. Отец оставил им небольшое наследство, но, глядя на то, как сестра транжирит свою долю, Фрэнки считала, что этих денег хватить всего на несколько лет. Пэм не умела заглядывать так далеко в будущее, а Фрэнки умела и поэтому всячески старалась устроить сестру на работу. На любую. То собеседование, о котором шла речь, было в одной пиар-компании, с которой Фрэнки работала, когда оказалась свидетельницей в судебном процессе. Для связей с общественностью внешность имеет первостепенное значение, и Пэм как нельзя лучше подходила для этой должности.
Телефон Фрэнки снова подал голос.
Еще одно письмо.
Поколебавшись, она взяла телефон. Сообщение от того же отправителя. Она прочитала:
Какое твое худшее воспоминание?
На этот раз она стала писать ответ, сердито набивая текст изящными пальцами:
Кто это?
Фрэнки поспешно, пока не передумала, отправила письмо и в сердцах швырнула телефон на стол. Все это не укрылось от внимания Пэм.
– В чем дело?
– Кто-то меня троллит. Расскажи о собеседовании.
– Что рассказать? – спросила Пэм.
– О чем тебя спрашивали?
– Не знаю. Всякие пиарные вопросы. Удобно ли вам лгать в лицо корреспонденту? Вы согласились бы спать с клиентом, чтобы расширить бизнес? И всё в таком роде.
– Забавно, – сказала Фрэнки.
– Ладно тебе. Я же радую глаз. Ты это знаешь. Я это знаю. Они это знают.
Фрэнки ничего не сказала. Она потягивала вино и изучала лицо сестры. Пэм что-то скрывает, но это не меняет дела. Она всегда что-то скрывает. Всегда лжет. Единственное, в чем она искренна, так это в своем сожалении по поводу успехов старшей сестры.
– Ведь ты туда не ходила, да? – спросила Фрэнки.
Пэм отпила мартини.
– Да.
– Господи, Пэм…
– Что? Я больше не на мели. Когда понадобятся деньги, тогда и найду работу.
– А они понадобятся очень скоро, если ты и дальше будешь пастись в «Нордстроме». Ты хоть представляешь, какие связи мне пришлось задействовать, чтобы тебе устроили собеседование?
– Да, спасибо, что сжалилась надо мной, – ощетинилась Пэм.
– Я сыта тобой по горло. Хватит с меня.
– Я была бы рада так думать, но с тебя никогда не будет «хватит», Фрэнки. Как и с отца не было «хватит».
– Я в том смысле, что можешь идти своей дорогой, – твердо заявила Фрэнки.
– Что, ты хочешь, чтобы я съехала от тебя? Сняла себе жилье?
– А разве ты этого не хочешь?
Взгляд Пэм был холодным как лед.
– Нет.
– Конечно, в пентхаусе гораздо лучше. И за аренду платить не надо.
– Фрэнки, ты хочешь, чтобы я заплатила за аренду? Хорошо, я буду платить.
– Речь вовсе не об этом, – сдалась Фрэнки.
Так повторялось каждый раз. Они не могли оказаться в обществе друг друга и не поссориться. Джейсон был для них своего рода миротворцем. Когда же его не было рядом, сестры доставали кинжалы и старались перерезать друг другу глотки. Фрэнки все это ненавидела и понимала, что виновата не меньше Пэм. Она надеялась, что после смерти отца их отношения сложатся по-другому, однако они остались такими же порочными, как и прежде.
Спустя какое-то время Фрэнки нарушила тягостное молчание и более мягко спросила:
– Пэм, ты чиста?
– То есть?
– Кокаин, – пояснила Фрэнки.
– Ого, тебя хватило на не вмешиваться целых пять секунд… Это новый рекорд, даже для тебя.
– Я просто хочу знать. Когда у тебя в прошлый раз появились деньги, почти все они улетучились вместе с порошком в твой нос. Это так, Пэм, нравится тебе это или нет.
Пэм огляделась по сторонам, проверяя, не слушает ли их кто-нибудь, а потом подалась вперед:
– Я хожу на собрания. Ты же приставила ко мне Джейсона в качестве сторожевого пса, забыла? Не беспокойся, Фрэнки, я каждую неделю получаю свою дозу унижения.
– Собрания не для того, чтобы унижать тебя. Их задача – сохранить тебе жизнь.
– Ага, только ты не обязана ходить на них, да? Будь хорошей девочкой и рассказывай группе лузеров, что ты еще больший лузер, чем они. Мне жаль, что мы все не можем быть знаменитыми на весь мир физиками, психиатрами и неврологами. Некоторые из нас – простые люди.
Пэм помахала рукой и случайно задела свой стакан. Коктейль разлился по столу. Вскочив, она чертыхнулась и жестом попросила Вирджила принести новую порцию. Фрэнки принялась салфетками вытирать лужу. Как всегда, она подчищает за Пэм…
Дзинь.
Еще одно письмо. Фрэнки схватила телефон и открыла сообщение. Оно было от того же отправителя:
Я тебя вижу.
Фрэнки вскинула голову. Ресторан был забит посетителями, люди сидели буквально плечом к плечу. Из-за приглушенного света разглядеть лица было трудно. Ее взгляд скользил по залу, выискивая в толпе того, кто смотрел на нее. Кто был знаком ей.
Таких не оказалось. Фрэнки вдруг обнаружила, что у нее дрожит рука, а пальцы так ослабели, что почти не держат телефон.
Пэм снова села. Разгневанная и напряженная, она старалась не смотреть на сестру.
– Прости, – тихо проговорила Фрэнки.
Пэм ничего не сказала.
– Я действительно сожалею. Я не хочу ссориться. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь. Знаю, иногда мои действия выглядят так, будто я вмешиваюсь…
– Ты как папа, – заявила Пэм, зная, что для сестры это удар ниже пояса.
Фрэнки сдержалась, несмотря на сильнейшее искушение снова ввязаться в спор.
– Ладно, ты права. Папа всегда к тебе придирался, а я не хочу быть как он. Он тоже сводил меня с ума, но только по-другому. Он был трудным человеком.
– Трудным? – переспросила Пэм с таким видом, будто это слово совсем не подходило для описания характера отца. И ведь это было правдой.
– Дело в том, что когда мы были в Пойнт-Рейес, у нас с папой наметился кое-какой прогресс в отношениях. Перед самым несчастным случаем.
– Как мило… Только ты не хотела, чтобы я за вами увязывалась, забыла? Ты сказала, что я буду только мешаться.
Фрэнки секунду колебалась.
– Конечно, помню. Вот я и говорю: прости.
– Не надо. Как сложилось, так и сложилось.
Над их
