Слабое все-таки утешение – уповать на то, что в другой раз ты все сделаешь по-другому. Другого раза может и не быть, как не может быть и другой жизни. «Но ведь я-то понял, – огорченно подумал Илья. – Хоть поздно, но понял. Почему же тогда мне Варя не верит?»
Минут через пятнадцать Илья пришел в аэропорт. Второй пилот спал. Илья осторожно, не включая света, разделся и лег в постель. Вскоре пришел Шевцов, что-то недовольно бурча под нос, постоял в комнате летчиков, затем ушел к себе.
«Милая от ворот поворот дала», – догадался Илья.
На другой день только к обеду они прилетели в Старую Елань. Утром, как и предполагала Варя, придержал туман. Встретил их начальник аэропорта, бывший военный летчик Иван Сосновский.
– Доктор уехала в Подволошино, – простуженным голосом сообщил он. – Вам сказала здесь ждать. А я вот что думаю, чего зря сидеть? У меня груз для Нойбинского аэропорта лежит. Пакля, гвозди, скобы. Ты давай, пока доктора нет, сгоняй в Нойбу. Лунев ждет не дождется.
Чупров осуждающе посмотрел на Сосновского: неужели не видит, что самолет санитарный, все может случиться, вдруг приедет Варя и понадобится куда-нибудь лететь? Но Сосновский словно не понимал, ждал молча.
– Когда она вернется?
– Значится, так, – покашливая, ответил Сосновский. – Туда шестьдесят и обратно столько же. Там ей час как минимум надо. Потом она еще в Мироново собралась съездить. Работы – за неделю не управиться. У нас вон тоже ее хватает. Буровики в Нойбу перебрались. Груза туда – тьма, а самолетов нет.
До Нойбы от Старой Елани сто пятьдесят километров. «Чего сидеть? Можно слетать», – прикинул в уме Чупров.
– Дай радиограмму на базу. Если разрешат, слетаю.
– Один момент. Это мы мигом, – оживился Сосновский.
По лестнице, пристроенной сбоку к стене, он быстро забрался на вышку. Через несколько минут высунулся наружу.
– Все в ажуре. Можешь вылетать!
– Тогда в чем дело? Давай загружай свою паклю, – сказал Чупров. – Только по-быстрому.
Сосновский, надвинув шапку на глаза, колобком скатился с вышки, подошел к Чупрову и просительно взглянул ему в глаза.
– Там немного: несколько тюков да пара ящиков. Грузчиков, сам знаешь, нет. Поможете?
– Вот так всегда. Слетай да еще загрузи, – пробурчал Чупров. – Что я тебе, грузчик?
– Да я помогу, – засуетился Сосновский. – Ты только самолет к складу подгони. Груз легкий, всего тонна. Мы его мигом забросаем.
Не смог Чупров отказать бывшему асу. И слетать согласился, и сам же загрузил самолет.
После взлета пятнадцать минут они летели строго на север, пока не выскочили на Тунгуску. Над ней сломали прямую линию полета и взяли курс на Нойбу. Чупров отметил: чисто стало над тайгой, не то что в декабре. Воздуху много. Значит, прибавился день. В декабре солнце в эти часы цепляло горизонт, а сейчас между капотом самолета и солнцем уже образовался просвет, и в этот просвет наплывала, будто проявляясь на фотобумаге, нойбинская Верблюд-гора, хотя до нее было еще около ста километров. «Хорошая погода стоит, – подумал Илья. – Видимость – миллион на миллион. Солнышко к лету покатилось».
Лунев не шелохнувшись сидел на бревнах, поджав под себя ноги, будто и не покидал своего места. На нем была старая каракулевая, с кожаным верхом шапка, которую несколько лет назад он выменял у Юшкова, отдав ему взамен ондатровую. Желтая обшарпанная кокарда, которой полагалось быть посреди лба, смотрела куда-то в сторону поселка. И лишь глаза, темные, блестящие, как пуговицы, запрятанные в узкие щелочки, приветливо глядели на летчиков.
– Вот хорошо, что ты прилетел. Подожди меня маленько, – протянув руку, быстро проговорил Лунев. – Я домой сбегаю. Шкурку я ему достал. Добрая шкурка, огонь.
– Не надо, Тимофей Петрович, – остановил его Илья. – Некому ее дарить. Мария замуж за другого вышла.
– Э, паря, добегался, – причмокнул губами Лунев. – Надо было ее сюда везти. А там… Там оно, конечно, все могло быть.
Лунев почесал затылок, нащупал рукой кокарду, сдвинул ее немного в сторону лба, подставив при этом к носу ладонь ребром, – так обычно делал Юшков, проверяя местонахождение кокарды. И ничего, что уже через минуту шапка по-прежнему сидит криво, главное – все сделано по правилам.
– Вот еще что, – вспомнив, сказал Лунев, – тут экспедиция к нам перебралась. Буровики. Нефть ищут. Дом им нужен. Ты узнай: может, Степан их пустит на квартиру? Что дом-то пустовать будет. Они даже предлагали купить и деньги сулили хорошие. Если не придется ему сюда вернуться, то пусть продает. Деньги ему сейчас ой как понадобятся.
– Хорошо, я ему передам, – ответил Илья. – Давай мы разгружать будем, а ты сбегай за письмом. Отвезу Степану Матвеевичу.
В Старую Елань прилетели уже под заход солнца.
Сосновский показал, куда поставить самолет, подкатил аэродромный подогреватель.
– Счас зачехлим – и ко мне. Хозяйка уже ждет, приготовила ужин, – сказал он, затягивая лямки у чехла на двигателе. – А доктора нет. Просила не беспокоиться. В Миронове она, звонила оттуда, там и ночевать будет. – Сосновский помолчал немного и уже раздумчиво добавил: – Утром приехала и первым делом меня осмотрела. В нос закапала вакцину. Я ей говорю: с роду не болел. А она – для профилактики, говорит. Завтра обратно в Чечуйск собирается. И я с вами. Начальство вызывает. Отчитываться надо.
Сосновский был старшим на почтовом кругу. Местные аэропорты находились у него в подчинении. И Сосновский держал марку: лично присутствовал на посадке, встречая самолеты с флажком у посадочного знака. Вообще, такой необходимости не было, так встречали в былые времена, но он верно хранил традиции. Летчики любили останавливаться на ночевку в Старой Елани. Сосновский, как правило, приглашал их к себе, расспрашивал о полетах: кто куда летал, где ночевал, кого видел?
– Полеты как полеты. Коробки, мешки. Одно и то же. Надоело, – нехотя отвечали летчики. – А у тебя не аэродром – цирковая площадка. На заходе гора, того и гляди голову свернешь. Шаманка, сам знаешь, западная. Чуть ветерок подул – крышка. То ли дело Чечуйск.
– Да у меня не аэродром, а стол, яйца катать можно, – обиженно отвечал Сосновский. – Вот, дай бог, нефть или газ найдут, по-другому заживем. Полосу бетонную построим, вокзал под стеклом. В Старую Елань не только из Иркутска, чего уж там, прямо из Москвы самолеты летать будут.
– Медведей отсюда возить, – подначивали летчики.
– Молодые вы, глупые еще, – качал головой Сосновский. – Не то, что мы. Учат вас, учат, а вы полетаете немного и в город норовите сбежать, а нас по ускоренной программе готовили. Научили в воздухе держаться – и в бой. В сорок втором немец Дон перешел. Бросили нас в самое пекло…
И тут Сосновский преображался, лицо разглаживалось, слова, цепляясь друг
