Мы впервые услышали знаменитый монолог Гамлета в ее исполнении. Вообще, Шекспира в школьной программе не было, томик с его пьесами мне попался случайно, когда мы залезли на толевую фабрику. Там, на складе, я выцарапал из тюка свезенные для переработки на рубероид, списанные из библиотек старые книги. Среди них оказался Шекспир.
Умела Анна Константиновна построить свои уроки так, что мы ловили каждое ее слово. Ее предмет стал для меня любимым в школе. Катя же ее просто боготворила. Много позже я узнал, что Анна Константиновна была выпускницей Смольного института, но она по вполне понятным причинам об этом не говорила. В Иркутск Анна Константиновна попала еще в войну, ее уже в преклонном возрасте вывезли из блокадного Ленинграда, да так она и осталась в Сибири. И судьбе было угодно занести ее на Барабу. Волны великих переселений – сначала Столыпинская реформа, благодаря которой мои родители оказались в Сибири, затем революция и, наконец, прошедшая война – выплеснули много новых людей; к нам попадали не только бандеровцы, но и приличные люди.
Все шло вроде бы по плану, мы разучивали свои роли, переписывались с Катей на уроках и даже, по предложению Кати, начали вместе ходить в кино, чтобы лучше разбираться в игре актеров. Перед походом в клуб я мочил голову и зачесывал волосы коком. Увидев меня впервые с новой прической, она рассмеялась.
На репетиции Катя приходила в строгом черном костюме, который, я думаю, она брала у матери, и в белой кофточке. Этот наряд ей очень шел, и когда она появилась в нем в первый раз, то я долго и ошарашенно смотрел на нее.
– Понравилось? – улыбнувшись, спросила Катя.
– Не то слово, – выдохнул я. – Ты совсем как из фильма.
По замыслу Кати, финальный монолог главных героев должен был состояться на Лобном месте. И должен он быть в стихах, которые она принесла с собой на репетицию.
Она читала первые две строфы, я последующие. Получалось даже очень неплохо.
В путь, друзья, еще не поздно новый мир искать.Садитесь и отчаливайте смело, – начинала она.И я тут же подхватывал:Средь волн бушующих; цель – на закат.И далее туда, где тонут звезды.А там, быть может, доплывем до Островов.Здесь передо мной каждый раз возникала картина островов Любашки, Конского, что располагались в устье Иркута и где мы добывали уплывающие с лесозавода бревна. Доплыть до них, особенно когда река была на прибыли, было непросто, течение то и дело норовило снести в Ангару, а там, мы знали, могло запросто свести судорогой ноги.
Я частью стал всего, что мне встречалось,Но встреча каждая – лишь арка, сквозь нееПросвечивает незнакомый путь, чей горизонтОтодвигается и тает в бесконечности…Я читал очередное четверостишие, почему-то оно вызывало у меня тревогу: ну закончу я школу, а что дальше? Куда идти, что делать? Я пытался представить, кем стану и что такое для всех нас бесконечность?
В былые дни меж небом и землеюСобой остались мы; сердца героевИзношены годами и судьбою, —продолжала Катя.
И я произносил заключительную фразу:
Но воля непреклонно нас зоветБороться и искать, найти и не сдаваться.Последняя фраза была из кинофильма «Два капитана», на который мы с Катей ходили несколько раз. Катя отыскала весь текст стихотворения. Позже я узнал, что оно принадлежит английскому поэту Теннисону. Но для меня самым важным было то, что главную героиню кинофильма «Два капитана» звали Катей.
Катя попросила нашего школьного художника Тольку Лыкова, и он большими красными буквами написал «Лобное место», обозначил купола собора Василия Блаженного и внизу нарисовал сам памятник.
– И здесь тебе отрубят голову, – пошутил он, передавая нам театральный реквизит.
Ее «отрубили» гораздо раньше, чем я предполагал. В один из походов в кино я пригласил с собой за компанию Дохлого. Катя ему понравилась, это я понял сразу. Он сбегал в киоск, купил мороженое и, чего я совсем не ожидал, вытащил из-под куртки букетик астр и протянул Кате.
Катя засияла, сунув носик в букет, глянула на Дохлого, затем перевела взгляд на меня.
– Учись, тебе это пригодится.
Я не сразу разгадал, откуда появился букет. Лишь поразмыслив, понял, что Дохлый срезал цветы с клумбы, возле проходной мылзавода, там, где были вывешены портреты передовиков производства. Но выдавать друга не хотелось, и я, насупившись, стал отламывать хрустящую корочку от мороженого и скармливать ее скачущим вокруг воробьям. Проводив после кино Катю, мы пошли домой.
– Нас учат не тому, что пригодится в жизни, – заметил Дохлый, поглядывая на сопровождающих нас воробьев. – Нет, конечно, надо уметь считать, писать, но, как я убедился, не то и не те законы преподают в школе.
– А какие надо? – спросил я.
– Бей первым, Федя, – засмеялся Дохлый. – Потому что если тебе врезали – пиши пропало: ответить будет некому. Еще один закон: дают – бери, бьют – беги.
– Ну, этот знают все, – протянул я. – Еще: кто не успел, тот опоздал.
– Верно, так оно на деле и происходит. А вот знаешь, какой самый главный закон в жизни?
– Какой?
– Выживает сильнейший.
– Не сильнейший, – поправил я. – Наглейший.
– Что ж, наглость – второе счастье, – оживился Дохлый. – Но она мне не по нутру. Хитрость – это способность ума. А ум – инструмент, он должен быть отточен.
Что ж, тут спорить с Дохлым было сложно. Его практический опыт был во много раз больше моего. Да и за словом он в карман не лез, на все случаи жизни у него была припасена своя присказка.
– Это так, – согласился я. – В жизни надо знать как можно больше.
– Всего знать нельзя. Надо знать главное. Чего нет, того нельзя считать.
– А вот ты закон Бернулли знаешь? – после случая с цветами для Кати я решил ни в чем не уступать ему.
– Что за закон?
– По этому закону все самолеты, все птицы летают. Это зависимость между скоростью и давлением в потоке.
– Больше народу – меньше кислороду, – среагировал Дохлый. – А еще есть закон бутерброда.
– А, знаю, – догадливо воскликнул я. – Это когда хлеб, намазанный маслом, падает на землю всегда на ту сторону, где намазано масло.
– Если ты забыл зонтик, то обязательно пойдет дождь.
– У Кольчи-электрика свой закон, – я перевел разговор в нужную мне сторону. – Он утверждает, что у электричества есть два недостатка: когда нужен контакт, его нет, когда не нужен – есть.
– Верно! – засмеялся Дохлый. – Молодец!
– А еще есть замечательный закон, – добавил я. – Его я прочел у Экзюпери. Он говорил, что мы все родом из детства и что мы в ответе за тех, кого приручили. Он был летчиком. А еще мне нравятся латинские изречения. Например: «Пришел, увидел, победил».
– И наследил, – отозвался Дохлый.
– «Дура лэкс, сэд лэкс». Закон суров, но это закон.
– Велика Федора. Но дура, – смеялся Дохлый. – Мало друзей
