— Попробуй снова, — повторил король, словно подслушав мой внутренний монолог.
Я замотала головой. Сердце так и заходилось в груди, грозя проломить ребра. Я никогда не хотела такой силы. Не хотела подчинять людей своей воле.
— Я разрешаю, — твердо сказал Тирас. — Разве тебе самой не интересно узнать, на что ты способна?
Не знать легче. Безопаснее.
— Сосредоточься, — велел король, проигнорировав мои возражения, и я задумалась, не превосходит ли его сила убеждения мою. Кажется, я только и делала, что ему подчинялась. — Чего ты хочешь, Ларк? Чего ты хочешь от меня? — настойчиво спросил он и вдруг напрягся, как будто ждал, что я закатаю его в стену. Как будто я в принципе была на такое способна.
Я закрыла глаза, чтобы отгородиться от него, и, руководствуясь больше нутром, чем головой, подтолкнула к Тирасу безмолвную просьбу, суть которой не понимала до конца и сама. Я так старалась спрятать от него слова, что это было не обычное заклинание, а скорее сгусток энергии — чистая эссенция желания, проистекающего из самой глубины моей души. Я искренне не сознавала, о чем прошу, пока не почувствовала дыхание Тираса совсем близко. В следующую секунду он накрыл мои губы своими. Я оцепенела и распахнула глаза.
Рот Тираса был так же настойчив, как и он сам, почти агрессивен. Он покорял, а не убеждал. Король держал мое лицо в своих ладонях, зарывшись кончиками пальцев в волосы, но немедленно отстранился, как только понял, что ответа не будет. Темные глаза блеснули.
— Зачем просить того, чего не хочешь? — прошептал он, и горячее дыхание снова обожгло мне губы.
Я не просила. Я бы никогда… никогда о таком не попросила. Глаза Тираса сузились, и баюкающие мое лицо ладони исчезли так же стремительно.
Я не просила… или просила? Нет, я никогда бы не озвучила такое желание, как бы сильно ни хотела чего-то. Или кого-то. Я просто подумала о любви. Вот и все. Потом он меня поцеловал. А поскольку целоваться я не умела, то ответила со всем пылом каменной стены.
Я не просила, — повторила я беспомощно. Тирас выглядел озадаченным. Затем нахмурился и сложил руки на груди, разглядывая меня в упор. Я почти слышала, как напряженно он думает, пытаясь проникнуть в суть моих возражений и обнаружить за ними все то, чего я не сказала.
— Я собираюсь поцеловать тебя снова, — пробормотал он наконец. — Просила ты об этом или нет.
Мой разум превратился в сплошную белую стену. Ни протеста. Ни мыслей. Ни слов.
— Дыши, — прошептал король, и я послушно глотнула воздуха. — Иди сюда.
И снова ни единого порыва к сопротивлению. На этот раз он не обнял меня и не притянул к себе, не стал прижимать к груди. Просто приподнял одним пальцем подбородок и накрыл губы губами. Предлагая. Делясь. Прося об ответе.
Внезапно из рассеянных мыслей Тираса вычленилась одна — сладость. Слово было пропитано изумлением.
Он нежно зажал мою верхнюю губу своими губами, смакуя и потягивая, прежде чем скользнуть внутрь, навстречу моему безвольному языку. Он одновременно дразнил и умолял, пока я, не свыкнувшись с настойчивостью и жаром его губ, сама не подалась вперед, теряя голову.
Я ощутила его намерение отстраниться еще до того, как Тирас прервал поцелуй, оставив меня бездыханную, с влажными губами и колотящимся сердцем. Меня охватило резкое чувство потери и почти сразу же — горячее смущение. Я не смела поднять на него взгляд, но знала, что он рассматривает меня, обдумывая что-то, и из этих мыслей выкристаллизовывается некое решение.
— Кель прав, — тихо сказал Тирас, и я испуганно вскинула глаза. — Ты и правда опасная маленькая птичка. Но, думаю, я тебя удержу.
Глава 13
КОРОЛЬ ПРОВОДИЛ МЕНЯ в мою комнату и выставил у двери четырех стражников.
— Для твоего и моего спокойствия, — пояснил он.
Я не ответила — ни мыслями, ни взглядом. На сердце царило смятение, руки в длинных рукавах-колокольчиках подрагивали. Я все еще чувствовала его вкус — сильный и пьянящий — и боролась с искушением провести языком по губам, чтобы воскресить недавние события. И все же меня не отпускало ощущение, будто меня поманили, в действительности не желая. Чувство это было мне хорошо знакомо. Внезапно я испытала острую тоску по Буджуни — единственной душе в этом мире, которая на самом деле меня любила.
Я изнывала в ожидании, пробовала читать, пыталась вслушиваться в каменные стены, но крепость безмолвствовала. Наконец явились Пия и Грета. Они помогли мне раздеться и расчесали волосы перед сном, но, хоть и казались усталыми и раздраженными, ничего необычного в их поведении не было. Все их ворчание сводилось к тому, сколько дел они сегодня переделали и сколько им еще предстоит сделать. Мне оставалось лишь гадать, уехал ли отец в Корвин без меня или, как прочие делегаты, отправился после ужина в свои покои, чтобы составить новый план.
Замок переполняли тайны и интриги. И люди, жаждущие власти и боящиеся магии. Порой до меня долетали их мысли — не более чем обрывки слов и эмоций, — и я напряженно пыталась составить из них мозаику, пока в окне не забрезжил рассвет.
На следующий вечер меня нарядили, накрасили и вновь препроводили в тронный зал, где я заняла уже привычное место по левую руку от короля. На сей раз делегация казалась немного более отдохнувшей, взгляды стали внимательнее, речи — высокопарнее. Отец не уехал в Корвин. Его лицо по-прежнему напоминало восковую маску, а глаза так и шныряли по сторонам, но, по крайней мере, ореол смерти исчез.
Тирас не притрагивался ни к еде, ни к питью, но охотно вступал в беседы о происходящем в разных частях королевства. Через час, когда гости утолили голод, лорд Голь поднялся со своего места, обвел собравшихся многозначительным взглядом и с фальшивой церемонностью обратился к королю:
— Наше королевство состоит из десяти провинций: Килморда, Корвин, Билвик, Бин Дар, Инук, Квандун, Янда,
